Кременской. Неужели ты мне лжешь, Людмила?.. Постой уходить, скажи — ты мне лжешь? А я думал, ты руководила Машей в этом деле.
Людмила. Николай, романтический тон не по тебе.
Кременской. Значит, лжешь… Иди, а потом будем говорить.
Людмила. Коля, не надо больше вина.
Кременской. Пожалуй, уже не надо вина. Мне грустно… Мне давно грустно за тебя, Людмила… Брось своего отца. Твой отец — клякса, которую надо стереть или вытравить. Мелкий и темный человек.
Людмила. Отца, который…
Кременской. Авраам, роди Исаака, Исаак, роди…[84]
Людмила. Пошлость!
Кременской. Отца, который проник в партию благодаря дочери, — тоже пошлость?
Людмила. Это не пошлость — это гадость.
Кременской. Исключительная даже. Его рекомендовали ребята, которые лучше знали тебя, чем его, а ты этого не понимала.
Людмила. Я буду спорить где угодно, но сейчас к чему ты оскорбляешь отца?
Кременской. Он — ну его к черту — оскорбляет твою биографию… Я не знаю, что с тобой делать. Ты запуталась, ты мне стала лгать, а мне ты… Мы статейку Маши пустили в газету. Это важнейший политический материал, а не ерунда.
Людмила. Пустили? Напечатали?
Кременской. А что же?..
Людмила. Кто же я тебе?.. Любимый друг? Почему же ты не подумал хотя бы позвонить мне, проверить?
Кременской. Подумал — и раздумал.
Людмила. Ей ты больше доверяешь?
Кременской. Да.
Людмила. С каких пор?
Кременской. Постепенно.
Людмила. Вот вы как умеете любить — с прищуренными глазами?
Кременской. Нет, с раскрытыми глазами.
Людмила. Николай, подожди… Это же раздор, разрыв… Милый, зачем?
Кременской. Как — зачем?
Людмила. Да?
Кременской. Да.
Людмила. Для уютных выходных, для веселых ночей, для… По-мужицки, сапогом в спину, когда стало неудобно?
Кременской. Если бы я по-свойски замял это дело с садом, если бы, кривя душой, поверил всей твоей лжи, а заодно придавил Машу — подумаешь, тля, смеет бороться с женой начальника! — если бы тебя, дорогая, устроил здесь, в район, при себе, а папашу — куда он метит, — вот тогда ты бы сказала: какая высокая любовь!.. Я плюю на такую любовь! А теперь я советую тебе, как старший товарищ: честно и твердо проверь своего отца и материал о нем передай мне. Слушай меня. Ты погибнешь с твоим отцом.
Людмила. Ты страшный человек, ты каменный, ты мертвый! (Уходит.)
Кременской. И вина нет, и пить не к чему.
Картина третья
Ночь весной, улица в колхозе.
Людмила выходит из повозки.
Людмила. Дальше я одна пойду… Куда же мне пойти? Сюда или туда? Выросла здесь, а будто не узнаю.
Появляются Тимофеич и Барашкин.
Тимофеич. А мы все караулили на краю с коих пор. Прослышали, что вы туда поехали, вот и караулим.
Людмила. Как — туда? Зачем прослышали? Кто вы такие?
Барашкин. Оставьте не узнавать.
Тимофеич. Не узнаете своих людей? Жалко, конечно… только я — Тимофеич, а это — Васька, племяш.
Людмила. Чего вам надо?
Тимофеич. Как же, Людмила Адамовна, чего нам надо? Это вопрос неподходящий. По нашему теперешнему делу много пословиц можно высказать, да забыл. Не до умственности, когда у комара портки печет. Вы, конечно, девица молодая, не такая, как мы, — понимаем… однако тихонько послушайте меня. Я раза в три больше вас землю топчу. Зря скандал вы затеяли с Машей. Вот что. Шукнуть следовало мне через вашего папу полслова, бред, вздох, а до времени и кокнуть бы можно ее… как говорится, рыбьим жиром попоить… Что поделаешь, Людмила Адамовна! Своя жизнь — сегодняшняя, я чужая — она вчерашняя.
Людмила. Чего вы хотите от меня?
Барашкин. Три тысячи брала — чего хотим, не спрашивала.
Тимофеич. Расписки целы. Не три, а шесть.
Барашкин. Я за прошлый год считаю.
Тимофеич. Через папу вашего сданы деньги в форме пожертвования на беспризорных детей. Формально. Три — за прошлый урожай с сада, три — вперед, под новый договор. Мы, конечно, неизвестны, — может, ваш папа поступил с вами не по-родительски и денег вам этих не отдал, а мы вам платили, Людмила Адамовна, за вашу визу под договорами, хотя второй договор по старой визе пошел.
84
«Авраам, роди Исаака, Исаак, роди…» — Авраам и Исаак — мифические родоначальники иудейского народа.