Оля. Поздравляю. Веришь? Нет, ты погоди. Я все смеюсь да веселюсь, а где-то в душе имеется потребность к чувствам. Ты мне, Артему, ну и Веснину особенно, словом сказать, как младшая сестра родная. Само собой вышло — семья, самые родные люди на земле.
Барабинский. Ты, Ольга, учись, и не отвлекайся. За нас не беспокойся, мы люди тертые, мятые и так далее.
Веснин. И я тебя поздравляю, Оля.
Ладогин. А не пора ли нам, Артем, отчаливать?
Оля. А куда вы, товарищи?
Ладогин. Ничего неизвестно, Ольга, может быть, и никуда. Приказано явиться экстренно к начальству. И если уедем, то писем не ждите, свечек за упокой не ставьте. Мы еще надеемся на вашей свадьбе погулять.
Барабинский. Будьте же счастливы, ребятки!
Барабинский и Ладогин уходят.
Оля. И правда я очень счастлива. Знаешь, отчего?
Веснин. Отчего, Оля?
Оля. А что такое была Оленька? Фитюлечка какая-то. Дело не в том, что я выносила раненых из боя. Царицын вынул из меня мою комнатную душу. Ах, Веснин, ну что за тайна человеческая душа! Она может быть такой же вот маленькой и пожелтевшей, как осенний листик, упавший с ветки, и — огромной, как этот Кремль. Ты меня понимаешь, Веснин?
Веснин. Понимаю, Оля.
Оля. А теперь скажи мне, почему ты такой грустный? Ты сделался совсем другой… совсем не прежний.
Веснин. Это верно, Оля, прежде я был по натуре добрый, тихий, теперь уж нет.
Оля. Лучше скажи мне правду, отчего ты грустный?
Веснин. Сам хочу забыть об этой правде, а она на сердце камнем. И стыдно мне высказаться, и правду нечего скрывать. Лучше попрощаться, лучше не видеться… Считай, что я сошел с ума, но только ничего не говори, не смейся надо мной, не царапай мне душу. Я так тебя люблю, так я страдаю, Оля, без тебя, что это чувство превратило меня в какого-то помешанного человека. Я знаю, что между нами прямо-таки целая пропасть. Ты девушка интеллигентная, со вкусами, а какие вкусы могут быть у Веснина?! Я поговорить как следует не в состоянии, а у тебя теперь будут друзья-студенты. Университет! Нет, ничего не надо. Дружить, наведываться к тебе в гости, ревновать… Хоть ревность и считается позором, но все равно я буду мучиться и буду ревновать. Не надо такой жизни. У меня есть воля, я ее всю соберу… И останется одно светлое воспоминание.
Оля. Боже ты мой, как хорошо ты говорил! Ах, мой Веснин, Веснин. Весна моя единственная. «Я знаю, ты мне послан богом, до гроба ты хранитель мой»[81]. И вот тогда еще, в тот отрадный день, я думала: «Мы будем с ним всю жизнь друзьями, а если он меня полюбит, сделаюсь его женой навеки».
Веснин. Оля!
Оля. Теперь и ты меня серьезно слушай. Наверно, чтобы сильно полюбить, надо отойти на время… Я выносила раненых из боя и оказалась не такой уж неженкой. Там в этих людях что-то такое близкое мне открылось, что я вдруг поняла: он, он, Веснин, во всех глазах, словах… Вот когда я уж сама, всем своим чувством стала любить тебя.
Веснин. Милая ты моя Оленька, но почему так трудно у тебя?.. Надо было уехать, побывать в боях…
Оля. Именно — бои, жизнь, людей узнать и через них понять и полюбить тебя, единственного. А если так просто — здравствуйте, я вас люблю… Нет, какая это любовь? (Нежно.) А ты клянешься ждать, пока я выйду из университета?
Веснин. Клянусь. Еще бы… А пораньше нет возможности?
Оля. Чудак, какая же возможность? Студентка, и вдруг замужем. Меня ведь засмеют.
Идет патруль во главе с матросом.
Матрос. Гражданин, позвольте проверить ваши документы? (Смотрит на Веснина). А, Веснин, гуляешь? Ну ничего, гуляй, не беспокойся.
Веснин. Что-нибудь опять случилось?
Матрос. Нет, ничего. Обыкновенно. «Вихри враждебные веют над нами…»[82]. (Уходит, слышен его голос: «Гражданин, остановитесь на минутку».)
Оля. Не знаю, как ты смотришь, а я считаю… какой тут брак, какая радость… Война, блокада, интервенция. Ты не подумай, что я боюсь, я не та Оленька.
Веснин. Та, та, любимая, бесценная.
В глубине проходит Дзержинский. Входят Ладогин и Барабинский. Огляделись.
Ладогин. Ну и новость…
Барабинский. Срезали… свалили нас…
Оля. Что случилось?
81