Андрон. Смутьян ты и анархист… Вот будет вам на орехи, погодите.
Подходит Акафистов.
Акафистов. Кто зовет начальника?
Андрон. Я.
Акафистов. Начальник явиться не может…
Костромин отошел в сторону.
…ваше благородие.
Андрон. Постой, постой… Ежели ты обращаешься к самому князю, то должен сказать — ваше сиятельство. А благородиями у нас называется всякая шваль.
Акафистов. Простите, забыл. Что вам угодно?
Андрон. Почему поезд стоит?
Акафистов. По причине забастовки… ваше сиятельство.
Андрон. Что?! Да ты, братец, спятил.
Акафистов. Я вам со всей серьезностью обязан доложить о том, что началась всероссийская забастовка на железных дорогах.
Андрон. Это же непорядок, голубчик. Абракадабра. Слыхал такое иностранное слово?
Акафистов. Вся Россия, ваше превосходительство, забастовками охвачена.
Андрон. То ведь в городах, голубчик. Умей видеть разницу. Почему города беспорядкам подвержены? А потому что в городе народ скопом живет. Но какая может быть на этой «Ландышевой» забастовка? Курьез, голубчик. Сапоги всмятку.
Акафистов. Если вдуматься, то конечно… И однако же курьерский поезд дальше не пойдет. Вся линия теперь подчиняется дорожному забастовочному комитету, который…
Андрон (орет). Что «который»? Который это «который»? Перевешать всех «которых» на одной осине, и все эти жанры моментально прекратятся. Ответишь, голубчик, по всей строгости закона ответишь. Пошел вон, дурак. (Уходит.)
Костромин. Акафистов, напрасно вы так с ним… тем более и смешно…
Акафистов. Убирайтесь к черту, Костромин. Вы уехали, и вас нет, а я местный обыватель. (Уходит.)
Входят Фетисыч, машинист с паровоза, Юлай и Черемухин. Из вагона выходят адвокат и купец; редкие безмолвные пассажиры.
Адвокат (восторг и потом восторженные слезы). Господа пролетарии, от имени интеллигентного сословия России и лично от себя, как адвоката и старого русского либерала… восхищение выражаю, нескрываемое восхищение. Поцелуемся, господа. (Целует Юлая.)
Юлай (изумлен). Ай да барин… смотри, какой чудак, а?
Адвокат (стремительно обнимая Черемухина). Вы — народ, а я — интеллигент… но мы… но вы… (Нескрываемое восхищение).
Черемухин. Вы, господин либерал, не выпимши?
Адвокат бросается к Фетисычу. Тот успевает уклониться.
Фетисыч. С детства этим не занимаюсь.
Адвокат (ищет, кого бы еще поцеловать, и натыкается на купца). Облобызаемся, торговый капитал, как в день светлого воскресения.
Купец. А я действительно торговый капитал, меня распознать не хитрость. По случаю забастовки приглашаю всех вас в буфет, господа. Пожертвования семьям бастующих не нужны ли? Готов внести, посильно.
Костромин. А вы, милостивый государь, жертвующий на забастовки, не слыхали о том, что пролетариат является могильщиком буржуазии?
Купец. Что ты болтаешь, братец? Могильщики бывают на погостах. Какая глупость!
Адвокат. Прискорбные слова, молодой человек. Притом и взяты они из марксова учения, чуждого нашему народу.
Купец. Не тот ли Маркс, который «Ниву» издает?[94] Ишь, до чего дошел, немчура.
Адвокат (продолжая). Вы провоцируете людей на вражду и ненависть, а высший идеал революции есть объединение всех сословий против одного общего врага, именуемого самодержавием.
Купец. Аще царство разделится, скоро разорится. Приглашаю всех в буфет. Господа рабочие, приглашаю в буфет выпить по рюмочке в честь забастовки.
Молчание.
Понимаю. Забастовка — тоже дело, программы требует. (Адвокату.) Пойдемте, дражайший, наша программа теперь — пузыри пускать.
Адвокат. Но как трогательно, как умиляет… За века, за долгие века насилия, мрака, тьмы кромешной… за долгие века. (Купцу.) Разве вас не волнует?
Купец. Да уж… что и говорить. Очень даже.
94