Адъютант. А кто вас вызывал?
Дронов. В бригаду звонили по телефону, а связист оказался бестолковым.
Адъютант. Бестолковых надо заменять толковыми.
Дронов. Все нас учат, бедных. Мода стала — учить.
Адъютант. Ученье — свет, неученье — тьма.
Дронов. Конечно, такая вот, например, обстановка соответствует…
Адъютант. Чему?
Дронов. Чтоб соблюдать внешний вид, благородство туалета и тому подобное.
Адъютант. Для того чтобы остричь черные ногти, товарищ комбриг, не надо жить в губернаторском доме.
Дронов (пряча руки в карманы и сердясь). Мы там по трое суток сапог не снимаем.
Стрешнев. Извините меня, я человек закоренелый, я — анахронизм, пережиток, мумия, но в прежние годы мы не могли явиться к своему командиру в столь живописном и небрежном виде. В этом была не только форма или традиция, но уважение.
Дронов. Чинопочитание.
Стрешнев. Служба, дорогой мой, жестокая военная служба. Но я вас лично не порицаю. Здесь есть более серьезные явления — упадок дисциплины среди командиров. А политические органы рекомендуют вас, товарищ Дронов, как достойного начальника.
Входит вестовой.
Вестовой. Товарищ адъютант, тут пришел Чапаев, командир. Вас просит. (Уходит.)
Адъютант (подумал). Чапаев… Что-то я не слыхал. У нас, кажется, такого командира нет.
Дронов. Он давно отчислен.
Адъютант выходит.
Стрешнев. Как вы находите положение вещей на фронте?
Дронов (угрюмо). Сила солому ломит.
Стрешнев. Применительно к стратегии это не всегда верно.
Дронов (с некоторой резкостью). По карте с циркулем я сам люблю заниматься стратегией, да только колчаковцы циркуля не боятся. Я говорю: сила солому ломит.
Стрешнев. Относительно соломы это справедливо, но солома продукт мертвый, лишенный мышления. Как же мы с вами можем уподоблять себя соломе?
Дронов. Одним мышлением много не навоюешь. Я говорю, сила нужна.
Стрешнев. Можно подумать, что вы к мышлению относитесь с некоторым недоверием.
Дронов. Товарищ начальник штаба, мышлением хорошо заниматься в кабинетах, а мы воюем.
Стрешнев (пожал плечами). Вы что же, дорогой мой, войну считаете профессией балбесов?
Дронов. Я вам говорю, сила нужна, сила!
Стрешнев. Вы кто — боксер, тяжеловес, борец Иван Поддубный[111], что ли?
Дронов. Я простой человек.
Стрешнев. Очень печально.
Входит адъютант.
Адъютант. Что за человек Чапаев — не пойму. Он мне заявил, что прошел военную академию.
Стрешнев. Что?.. Когда прошел?
Адъютант. Да вот теперь, закончил академическое образование.
Стрешнев. Голубушка, для этого нужен срок гораздо больший, чем существует Советская власть.
Дронов. Чапаев вам наговорит… известный авантюрист.
Адъютант. Не знаю. Он просит доложить о нем командующему. Серебряная шашка… Подтянут… военная манера.
Дронов. Вы все манеры замечаете.
Адъютант. Мой дорогой комбриг, я — за хорошие манеры. Вот, например, вам, по-видимому, дадут дивизию… А вы выглядите черт знает как…
Дронов. Дивизию?! Товарищи, я, так сказать, интересуюсь. Мне самому надоело командовать разбитой бригадой.
Стрешнев. Вас рекомендуют как хорошего коммуниста.
Дронов. Я ведь с шестнадцатого года в партии, плоть от плоти.
Адъютант. Почему — плоть от плоти?
Дронов. То есть как это — почему? Плоть от плоти, в обыкновенном социальном смысле.
Адъютант. Ах вот как… социальная плоть.
Дронов. Товарищ адъютант, вы очень себя распускаете.
Адъютант. А я, товарищ Дронов, люблю комические стороны жизни. Притом все адъютанты — нахалы. (Глянул в окно.) Автомобиль командующего. Прошу, товарищи.
Все выходят. Пауза. Входит Фрунзе, за ним следует адъютант.
Фрунзе (посмотрел на карты). Зачем это? Мне эти карты не нужны. Я за Волгу отступать не собираюсь. Самару мы не отдадим. Я требовал районы Приуралья, степной плацдарм, Башкирскую губернию. Уберите эти карты.