Но я последний стих не доучил, на дежурство нас подняли. Короче говоря, обстановка одинаковая. «Мчатся тучи, вьются тучи…»
Барабинский. Детские стишки. Дроби надо проходить скорее, но и правописание. Я в чертей не верю.
Оля (Барабинскому). А вы скажите нам, что мог Пушкин подразумевать под бесами?
Барабинский. Подразумевать?.. (Неуверенно.) Царский гнет.
Веснин. Гнет тут ни при чем.
Барабинский. Если ты такой начитанный, ответь.
Веснин. Меня не спрашивают.
Ладогин. Можно высказаться? Мы, чекисты, стоим на страже социалистической революции. Так? Так. Кругом же всякая нечисть, «бесконечны, безобразны», то есть буржуи, анархисты, царские генералы, эсеры и спекулянты. «Закружились бесы разны». Так или не так?
Веснин. Чудак! Тут говорится про какое время?.. «Сбились мы, что делать нам?»
Ладогин. Что делать? Революцию делать.
Оля. Елизар, вы чудный! Бесы — это темные силы жизни, стоящие на нашем пути.
Барабинский. Стишки мы проходили в церковно-приходских училищах. Ты, Оля, налегай на подготовку.
Веснин. А ты, Артем, куда стремишься?
Барабинский. В Максимы Горькие не собираюсь… Застряли на одном стихе.
Оля. Будем писать диктовку. Тетради у всех? (Диктует.) «Чуден Днепр при тихой погоде…»[64].
Входит Иволгин.
Иволгин. Просвещаемся?.. Прекрасно. Но занятия придется отложить на некоторое время. Оленька, мне необходимо поговорить с товарищами.
Оля. Знаю. (Уходит.)
Иволгин. Сегодня меня вызвал Александрович…[65] Он меня вызвал и сказал: «Локкарт. Отвечаете головой. Вокруг него ютятся подозрительные лица — надо присмотреться. Можете подобрать людей в помощь. Это указание Дзержинского».
Ладогин. Своих мало, за чужих отвечать. Что за птица?
Иволгин. Дипломат.
Веснин. А что с ним делать?
Иволгин. Что делать — видно будет… Я назвал вас троих. Веснина возьмем для связи. Мне придется действовать в роли контрразведчика. Поучимся, если этого требует революция. Тебя бы, Елизар, я взял в свои помощники… Желаешь?
Ладогин. С мировой буржуазией я еще дела не имел. Пожалуйста.
Барабинский. А я куда же?
Иволгин. Тебе придется непосредственно присматривать за господином Локкартом.
Барабинский. Легко сказать — присматривать. Задача…
Иволгин. Нелегкая, конечно. Сейчас мы засядем на неделю и выработаем оперативный план. С этого дня мы на Лубянку ни ногой, а потом и эту квартиру покинем.
Веснин. А как же Оля?
Иволгин. Оля будет нас кормить. (Зовет.) Ольга!
Входит Оля.
Ты будешь нас кормить недельку.
Оля. Нет, Сергей, я не хочу… не в состоянии! Если я ни на что больше не гожусь, как варить селедку, то надо это мне сказать. Я вам чужая, да? (Слезы.) Вот и скажите. Я уйду.
Иволгин. Оля, пойми, у нас особая работа… когда ни другу, ни брату…
Оля. А меня не надо понимать? Что я такое? Отломанная ветка? Растение без почвы, без внимания… Ты — брат, а что ты знаешь о том, что делается у меня в душе…
Ладогин и Барабинский уходят.
Иволгин. Мне некогда заглядывать в собственную душу… а ты живешь тургеневской жизнью, Оля. Брось, очнись.
Оля. Дурак.
Иволгин. Не надо было путать, Ольга. Тогда ты тоже говорила «дурак». Души твоей не понимал.
Оля. Не смей… простить не можешь. Чужая и чужая, и уходи.
Иволгин. Увы, мне не до сцен. Подумай, успокойся и поймешь. (Уходит.)
Оля (Веснину). А вы чего стоите?
Веснин. Зря вы оба горячитесь. Любит он вас.
Оля. Меня никто не любит.
Веснин. Детские слова.
Оля. Вы тоже притворяетесь из жалости, а в душе…
Веснин. Не буду говорить, что там в душе.
Оля. Никто забыть не может.
Веснин. Эх, Оля, вы сами забыть не можете.
64
65