Зина. Голубую. Да, наверно. Прости.
Иван. Я, конечно, очень люблю добрую старую музыку, в особенности Баха. Но я все больше и больше начинаю проникаться современными звучаниями, если можно так выразиться. Я ждал эту рапсодию почти год. Мишка крутил мне голову. Прижимистый, подлец. Теперь она в моих руках. Играет Бостонский оркестр[43], который мы слышали с тобой в Москве в Зале имени Чайковского. Ты должна помнить.
Зина. Иван, я сейчас ничего не помню. Ты страшный человек!
Иван. Я?.. Отчего же я такой?
Зина. У нас ребенок умирает… какая мне рапсодия. Будь она проклята… Ты забыл о сыне… Ты никого не любишь, кроме своих уравнений и рапсодий. Я — одна.
Иван. Зина, ты абсолютно неправа… Зинок.
Зина. Отойди!
Иван. Зина, возьми себя в руки.
Зина. Отойди, Иван.
Иван. Дети всегда болеют. Нельзя поэтому терять рассудка.
Зина. Дай чего-нибудь… воды, что ли.
Иван. Тебе самой надо лечиться.
Зина. Хорошо, потом поговорим. (Про себя.) Что же мне предпринять?
Иван. Собери консилиум. Так всегда делают.
Зина. Консилиум не поможет. Иван, я не вернусь сегодня. Ночую в больнице. Завтра тоже. Устрой мне отпуск за мой счет. Все. Я ушла. (Уходит.)
Иван. Возможно, я, действительно, того… Все горе в том, что он у нас один. Я у матери был шестым. Мы чересчур чувствительные… Дети должны болеть. Это необходимо. Что-то очень часто стала взрываться Зинаида…
Без стука входит Мишка.
Мишка. Здорово, Ваня.
Иван. Здорово, Миша.
Мишка. Пробовал?
Иван. Не дали.
Мишка. Кто?
Иван. Супруга.
Мишка. Почему?
Иван. Истерика.
Мишка. Понятно.
Иван. Рано мы женимся, Мишутка.
Мишка. Необходимо предварительно крепко погулять.
Иван. Дело не в этом. Я — плохой гуляка. Выбор делаем скоропалительно.
Мишка. Тоже аксиома.
Иван. Зина отличный человек, но слишком сложный… с максимальными требованиями.
Мишка. Со сложными — одна беда.
Иван. У тебя тоже сложно?
Мишка. Грызет.
Иван. За что?
Мишка. За то, что принимаю…
Иван. Понятно.
Мишка. А тебя за что?
Иван. Она не грызет.
Мишка. А как же?
Иван. Взрывается.
Мишка. Может быть, примем? Я сбегаю.
Иван. Даже неприятно… Сейчас такое мне показалось, что высказать боюсь. У нас плохо с мальчонкой. Дети должны болеть. Им это полезно на будущее. Ей кажется, что непременно умрет. И ты уже не должен ни о чем другом думать.
Мишка. Все они… Сбегать?
Иван. Ты понимаешь, Мишка, я ей вполне сочувствую. А она способная, аккуратная, точная… Мишка. Ну да, как все женщины.
Иван. Именно.
Мишка. Сбегать?
Иван. Пожалуй, да. А то неважно как-то на душе.
Мишка. Душа… она ведь!.. Я мгновенно. (Уходит.)
Иван запускает музыку. Идет «Голубая рапсодия» Гершвина. Иван ложится на тахту. То слушает и как бы видит музыку, то углубляется в тетрадь… Вдруг подымается на колени, не отводя глаз от тетради. Долгий вздох облегчения. Соскакивает с тахты и начинает беситься, как бесятся от радости. Стук в дверь. Открывает. Приносят телеграмму. Принимает. Читает. Широкая улыбка. Кому-то машет телеграммой, как платком, в знак приветствия.
Мишка (входя). Что с тобой, Ваня?
Иван (останавливает музыку). Слушать музыку и разговаривать — профанация. Не знаю, как совпало… а может быть, толчок дала и музыка… но я сейчас доконал-таки секрет закона соединений группы молекул, о которых мы не раз с тобой толковали.
Мишка. Доконал-таки! Но ты же гений, Ваня.
Иван. Если я поймал этот закон, то сейчас произошло огромное событие. Полтора года я пролежал вниз животом на этом топчане, полтора года думал об одном и том же.
Мишка. Ты — гений. Примем?
Иван. С души, как тень, что-то сползло. Мистика совпадений меня всегда потрясает.
Мишка. Ваня, тебя ничего никогда не потрясает.
43
«…Бостонский оркестр, который мы слышали с тобой в Москве в Зале имени Чайковского». — Первый концерт Бостонского симфонического оркестра США состоялся в Москве 9 августа 1956 года в Зале имени Чайковского.