Эйнштейн. О да.
Меллинген. А что такое бог, по-вашему?
Эйнштейн. По-видимому, то, что разлито повсюду как источник разума. Даже в пустоте.
Меллинген. Какой же это бог… что-то не то.
Эйнштейн. Это бог Спинозы[52].
Сенатор (прислушиваясь в стороне). Все-таки верит в бога.
Меллинген. Спиноза?.. Знаю… тот еврей, которого его сородичи отлучили и прокляли.
Эйнштейн. Да-да… Удивительное проклятие. Оно полно бессилия. «Да будет он проклят днем и ночью. Да будет проклят, когда ложится и когда встает ото сна. Да будет проклят при выходе и входе»… Очень много всего. Когда много слов, то мало силы.
Меллинген (дружески). Смотрите, сэр, наши попы не лучше других. Они тоже могут рассердиться, когда узнают, что вы верите в какого-то бога Спинозы.
Эйнштейн. Это не вера, какую требуют они. Я не религиозен.
Меллинген. Тогда вы просто безбожник. Тем хуже… Но я тоже хотел задать вам детский вопрос. Как вы сделались гением?
Эйнштейн. Да, меня иногда называют чем-то в этом роде… Люди любят это слово. Лично мне оно непонятно.
Меллинген. Но почему? Разве ваша формула взаимосвязи материи и энергии не гениальна? Ведь она сделала современный мир тем, чем сделал его в свое время Прометей, когда дал людям огонь. Вы смеетесь. Я вас понимаю. Может быть, вы смеялись и тогда, когда открыли эту формулу. Скажите, как это произошло?
Эйнштейн. Но при чем тут гениальность? Я скромный земной человек, который пытался познать субстанцию вселенной. И кажется, из этой затеи у меня ничего не вышло… Я всегда оставляю больше вопросов без ответов, чем ответов на вопросы. Просто людям скучно жить, когда некого назвать гением.
Меллинген. Здорово!
Эйнштейн. Для того чтобы узнать что-то в этом мире, надо упорно думать об одном и том же этак лет пять-шесть. Но без эмоции не бывает искания истины.
Меллинген. О чем же можно думать так долго?
Эйнштейн. О той же пустоте хотя бы.
Меллинген. О пустоте… страшно… брр. С ума сойдешь!
Великосветский репортер. Как я об этом расскажу моим радиослушателям? Что скажут нормальные люди, если они услышат, что господин Эйнштейн шесть лет думал о пустоте?
Меллинген. А теперь я хочу узнать у вас: в чем главная проблема нашего времени?
Эйнштейн. Простите… А я хотел от вас узнать…
Меллинген. Пожалуйста…
Эйнштейн. Как можно заработать такую кучу денег одному человеку?
Меллинген. Этим делом занимался мой отец, а начал дед. Но и я прибавил кое-что.
Эйнштейн. Вы для меня чудо.
Меллинген. Может быть, чудовище?
Эйнштейн. Все, что превосходит наши скромные понятия, либо чудесно, либо чудовищно. Вы не сердитесь. Одно может перейти в другое.
Меллинген. Чудесное может стать чудовищным. Мне такая мысль в голову не приходила. С вами, сэр, надо быть начеку…
Входит Байрон. Сильно навеселе. Черная шляпа, трость. Гости шокированы. Молчание.
Байрон. Так что же здесь происходит? Ах, Эйнштейн? Прекрасно. А девочки? Девочек не предусмотрено. Блистательно, но невыносимо скучно. Чему же радоваться, не понимаю. (Удаляется.)
Меллинген (Эйнштейну). Не удивляйтесь. Нашу непосредственность принимают за несерьезность. Глубокая ошибка. Американцы — серьезный народ. И, говоря серьезно, эта страна — вообще чудо.
Эйнштейн. Я согласен. У меня самого ощущение чуда.
Меллинген. Приятно. Очень.
Эйнштейн. Когда я вошел в этот зал, меня сбил с ног розовый свет. Я снял очки — ощущение чуда не изменилось.
Меллинген. Я не понимаю, что вы сказали, мой друг?
Фей (гостям, вдохновенно). Вот наконец среди нас появился умный человек. Господин великий человек, вы еще и умный человек. Мы — мир розовых очков. Все мы — розовые от беспредметного удовольствия. У нас все самое розовое. У нас розовый президент, розовый бизнес и даже розовые доллары. (Сенатору.) Мистер сенатор, возьмите бокал и произнесите ваш спич. Вы давно хотите это сделать.
Сенатор. Милая моя, ты, кажется, подражаешь тому парню в черной шляпе. Отвратительная модель. Подонок.
Фей. Он не подонок.
Сенатор. А что же?
Фей. Характер.
52
Бог Спинозы. — Спиноза, Барух (Бенедикт) (1632–1677) — нидерландский философ-материалист. За религиозное свободомыслие был отлучен от еврейской церковной общины Амстердама. Спиноза считал, что существует лишь природа, являющаяся причиной самой себя, не нуждающаяся для своего бытия ни в чем другом. Как «природа творящая», она есть субстанция, или, как он ее называл, бог.