первым:
31 окт 1856 И какое дал бы
и вторым:
Рожество 1856 гда Спинтриус[27]),
облекались на страницах плотью, начинали даже призрачную жизнь со своими страстями и сложносплетенностью тоже — по мере того как лист следовал за листом, год за годом; все там записано, не только общая несправедливость, к коей притерпелись, и ее медленное исправление, но и трагедия особая и нестерпимая, непоправимая вовеки — записанная на другой странице, в другой книге, рукой, которую теперь он тотчас узнавал как отцовскую:
Скончался отец Люций К винту с Карозерс Маккаслин, род в Каролине 1772 г ум в Миссипи 1837. Умер и похоронен 27 юня 1837 г
Роскус. вырощен дедом в Каролине Не знаит сколько ему лет. Освобожден 27 юня 1837 г Уходить не хочет. Умер и похоронен 12 янв 1841 г
Феба жена Роскуса. куплена дедом в Каролине говорит ей педисят Освобождена 27 юня 1837 Уходить не хочет. Умерла и похорон 1 авг 1849 г
Фукид сын Роскуса и Фебы род в Каролине 1779 г. Отказалса взять участок 10 акров по завещанию отца 28 юня 1837 г И 200 дол наличными отказалса взять у А. и Т. Маккаслинов 28 юня 1837 г Хочет остатса отработать
и, продолжая эту запись, следующие пять страниц и почти столько же лет занял неторопливый, день за днем ведшийся реестр положенной Фукидиду платы с вычетом одежды и пищи — патоки, мяса, муки, дешевых прочных рубах, штанов, башмаков с добавкою время от времени куртки в защиту от дождя и холода — медленно и верно растущая сумма денежного остатка (мальчику казалось, что он воочию видит, как этот черный раб, кого белый владелец навсегда освободил тем самым деяньем своим, от которого черному уж не освободиться, пока живут люди, — входит в лавку и обращается к сыну того рабовладельца, чтобы дал взглянуть на страницу счетной книги, которую он и прочесть не может, и даже не просит, чтобы белый сказал ему цифру остатка, не хочет принимать на веру хозяйское слово — ведь у него, у черного, нет совершенно никакого способа проверить, сколько еще недоработано до двухсот долларов и когда он сможет наконец уйти безвозвратно, пускай всего лишь в Джефферсон, что в семнадцати милях оттуда), вплоть до итоговой двойной черты под заключительной записью:
3 ноя 1841 г Наличными Фукиду Маккаслину 200 доларов Открыл кузницу в Джеф, дек 1841 г Умер и похоронен в Джеф. 17 фев 1854 г
Евника Куплена отцом в Новом Орлиане 1807 г за 650 доларов. Выдана за Фукида 1809 г Утонула в речке на рожество 1832 г
и затем рукой другою, — в первый раз он отличил ее тогда в книге, признал как почерк дяди — домовода и повара, которого Маккаслин, знавший обоих близнецов за шестнадцать лет еще до мальчика, помнил и в ту пору сидящим день-деньской у кухонного очага в кресле-качалке, откуда дядя Бадди вершил стряпню:
Юня 21 1833 г Утопилас
и первым почерком:
23 юня 1833 г Да кто когда слыхал чтоб негры топилис
и снова вторым почерком, неторопливо, окончательно; обе дядины записи одинаковы, точно резиновым штампом оттиснуты, только даты разные:
Авг 13 1833 г Утопилас
и он подумал: «Но почему? Но почему?» Ему исполнилось шестнадцать. Не в первый раз уже был он в лавке один и не впервые брал в руки старые счетные книги, такие издавна привычные на своей полке. Малышом, да и в девять, десять, одиннадцать лет, когда освоил грамоту, он взглядывал на треснутые, в пятнах, корешки и краешки переплетов, но без особого желания раскрыть, и хотя он собирался вчитаться в них когда-нибудь, ибо понимал, что они, вероятно, содержат хронологический свод данных, без сомнения скучный, но подробный, всеохватный — другого такого ему не найти — не только о родне ближайшей, но обо всем его роде, не о белых лишь, а и о черных, которые так же неотъемлемо входят в число родичей, как и белые его предки, и о земле, которая кормила и несла их на себе и которую держали сообща и пользовались, и дальше будут пользоваться ею сообща, каков бы ни был цвет их кожи и кто бы ни именовался владельцем, — но прочтет не теперь, а ставши взрослым, старым, в досужий некий день и даже скучая слегка, ибо все, что содержат эти старые книги, будет за давностью лет уже неколебимым, непреложным, оконченным, безвредным. И вот ему шестнадцать. Он заранее знал, что найдет там. Было за полночь; взяв в комнате у спавшего Маккаслина ключ, он плотно прикрыл, запер, войдя, дверь лавки; забытый с вечера фонарь снова наполнил керосинной гарью затхлый ледяной воздух, а он сидел, склонясь над пожелтелою страницей и спрашивая себя не «Почему утопилась?», а (ему думалось, что и отец себя спросил о том же, когда прочел братнину запись): «Почему дядя Бадди решил, что утопилась?» — и на соседней, следующей странице находя, начиная находить то, что — уверен был — отыщется там; то, да только не совсем еще то, ибо он и прежде знал, что:
27