— Говори про своего брата, — сказал отец. — Я на нее ни разу и не взглянул за всю ее жизнь.
— Тем хуже для меня, — сказала мама, — значит, у меня муж какой-то крот. Нет: кроты теплокровные. А ты просто ископаемая рыба.
— А, черт меня раздери совсем! — сказал отец. — Так вот какой муж тебе нужен, да? Чтоб каждую субботу торчал в Мемфисе и всю ночь шнырял с Гэйозо на Малберри-стрит?[51]
— Вот теперь я попрошу вас уйти, хотите вы или не хотите, — сказала мама. Сначала вышел дядя Гэвин и поднялся наверх, в свою комнату, мама позвонила нашей Гастер, а Гаун стал у дверей, пропуская маму с отцом, и отец вышел, а за ним мама с Гауном вышли на веранду (стоял октябрь, но такой теплый, что днем можно было сидеть на веранде), и мама взялась за корзинку с шитьем, и тут вышел отец, уже в шляпе, и сказал:
— Жена Флема Сноупса въезжает в джефферсонское общество, держась за юбку дочери судьи Лемюэля Стивенса, — и ушел в город за покупками, и тут вышел дядя Гэвин и спросил:
— Значит, ты согласна?
— Конечно, — сказала мама. — Неужели все так плохо?
— Попробую сделать, чтобы было не так плохо, — сказал дядя Гэвин. — Даже если ты только женщина, ты же ее видела. Ты должна была ее видеть.
— Во всяком случае, я видела, как на нее смотрят мужчины, — сказала мама.
— Да, — сказал дядя Гэвин. И это слово прозвучало не как выдох, не как речь, а как вздох: — Да…
— Значит, ты собираешься спасти ее, — сказала мама, не глядя на дядю Гэвина, она внимательно рассматривала штопку на носке.
— Да! — сказал дядя Гэвин, быстро, торопливо: теперь уже без вздоха, так быстро, что чуть не выпалил все, прежде чем спохватился, так что маме оставалось только докончить за него:
— От Манфреда де Спейна.
Но тут дядя Гэвин уже спохватился, и голос его стал резким.
— И ты туда же! Ты и твой муж — вы тоже. Самые лучшие люди, самые чистые, самые непогрешимые. Чарльз, который, по его собственному утверждению, никогда даже не взглянул на нее, ты, по его же утверждению, не только дочь судьи Стивенса, но и жена Цезаря.
— А что именно… — начала мама, но тут, как рассказывал Гаун, она замолчала и посмотрела на него: — Не хочешь ли ты выйти на минуту? Сделай мне одолжение!
— Нет, мэм, — сказал Гаун.
— Значит, и ты туда же? — сказала она. — Ты тоже хочешь быть мужчиной, правда? — И потом она сказала дяде Гэвину: — А что же, собственно говоря, тебя так возмущает? То, что миссис Сноупс не так добродетельна, или то, что она, как видно, выбрала Манфреда де Спейна, чтобы потерять свою добродетель?
— Да! — сказал дядя Гэвин. — То есть нет! Все это ложь, сплетни. Все это…
— Да, — сказала мама. — Ты прав. Очевидно, это так. В субботу не очень легко попасть в парикмахерскую, но все-таки ты попробуй, когда пойдешь мимо.
— Спасибо, — сказал дядя Гэвин. — Но если я пойду крестовым походом, хоть с какой-то надеждой на успех, пускай уж я лучше буду нечесаным, лохматым, тогда больше поверят. Значит, сделаешь?
— Конечно, — сказала мама.
— Спасибо тебе, — сказал дядя Гэвин. И вышел.
— А теперь можно и мне уйти? — сказал Гаун.
— Теперь-то зачем? — сказала мама. Она смотрела, как дядя Гэвин прошел по дорожке и вышел на улицу. — Надо было ему жениться на Мелисандре Бэкус[52], — сказала она. Мелисандра Бэкус жила в шести милях от города, на плантации со своим отцом и с бутылкой виски. Я не хочу сказать, что он был пьяница. Нет, он был хороший хозяин. Просто все свободное время он проводил летом на веранде, а зимой в библиотеке, — с бутылкой, читая латинские стихи. А мисс Мелисандра училась вместе с моей мамой и в школе и в колледже. То есть мисс Мелисандра всегда была на четыре класса младше мамы. — Одно время я думала, что так и будет; но я, как видно, ничего не понимала.
— Кому, Гэвину? — сказал Гаун. — Ему жениться?
— Ну, да! — сказала мама. — Пока что он еще слишком молод. Он из тех мужчин, которые обречены жениться на вдовах со взрослыми детьми.
— Он еще может жениться на мисс Мелисандре, — сказал Гаун.
— Поздно, — сказала мама. — Он даже не замечает ее.
— Но они видятся всякий раз, как она приезжает в город, — сказал Гаун.
— Можно смотреть на что-нибудь и не видеть, так же как можно слушать и не слышать, — сказала мама.
— Ну, когда он в первый раз смотрел на миссис Сноупс, он все видел! — сказал Гаун. — А может, он решил подождать, пока у нее родится еще один ребенок, кроме Линды, и пока эти дети станут взрослыми?
— Нет, нет, — сказала мама, — на Семирамиде не женятся, ради нее лишь губят свою жизнь, так или иначе. Только джентльмены, которым вообще терять нечего, вроде мистера Флема Сноупса, могут пойти на такой риск и жениться на Семирамиде. Жаль, что ты уже совсем большой. Несколько лет назад я могла бы просто взять тебя с собой к ней в гости. А теперь ты должен сам признаться, что тебе очень хочется пойти, — может быть, даже попросить меня: «Возьмите, пожалуйста!»
52