Многие герои романа имеют реальных прототипов: в образе Кожуха легко угадывается Е. И. Ковтюх; Приходько вобрал в себя черты адъютанта Ковтюха — Я. М. Гладких; особенности характера бывшего матроса И. И. Матвеева, который командовал второй колонной в Таманской армии, мы видим у Смолокурова. Даже фигура грузинского меньшевика Михеладзе, нашедшего смерть на улице Туапсе, создана на реальной основе.
И все же писатель не прав, говора, что в «Железном потоке» мало «выдумки». Под пером Серафимовича факты, при всей их конкретности, претерпели большие изменения: они не только тщательным образом отобраны, но и смещены во времени, перестроены, обогащены фантазией писателя. Все здесь: и факты, и фигуры героев, и композиция произведения, и художественные средства — подчинено одной целостной идее, идее превращения в процессе борьбы за Советскую власть неорганизованной, склонной к анархии крестьянской массы в убежденного и стойкого союзника пролетариата, идущего рука об руку с ним по пути революционной борьбы.
Работа над романом шла более двух лет. За это время и структура «Железного потока» и отдельные его образы перестраивались и переделывались не раз. Серафимович неуклонно добивался последовательного и неопровержимо ясного воплощения основной идеи своего романа. Для примера достаточно упомянуть об эволюции двух образов — Кожуха и Смолокурова. Кожух, который вначале был весьма близок к своему прототипу, со временем сильно отдалился от него и в окончательном варианте романа стал олицетворением несгибаемого коммуниста, сохранив при этом индивидуальные черты характера. Глубоким художественным обобщением явился в романе и образ Смолокурова, который сначала не удавался писателю. Фигура заносчивого, склонного к анархизму командира, являясь антиподом Кожуха, заострила идею романа и зримо показала тот вред, который может принести революционной армии неорганизованность и расплывчатость убеждений.
Когда «Железный поток» вышел в свет, критика сразу признала новое произведение Серафимовича большим достижением советской литературы, назван его «прекрасным вкладом в пролетарскую литературу нашего времени». Лишь отдельные противники Советской власти неодобрительно отозвались об атом романе. Но отрицательные отзывы врагов только подчеркивали огромное значение произведения Серафимовича для литературы победившего пролетариата. Самым значительным откликом на «Железный поток» стала в то время статья Дмитрия Фурманова, напечатанная в журнале «Октябрь». Комиссар-коммунист и писатель, Фурманов увидел а Серафимовиче властителя дум своего поколения, сочетающего «мастерство художника с богатой эрудицией этнографа, добросовестную и широкую компетентность историка — с мудрым, серьезным и трезвым подходом социолога-ученого»[2]. Фурманов первым назвал «Железный лоток» шедевром, а его автора признал классиком молодой советской литературы. И это вполне справедливо. Именно Серафимович положил начало произведениям героического жанра в нашей литературе
Характеры в романе раскрываются через действие, поступки, а действие это в условиях классовой, революционной борьбы всякий раз оказывается героическим. Именно в действии, в свершениях вырисовывается и психологический портрет героев. Причем единение и противоборство характеров и психологий происходит, естественно, не на камерном фоне, а на фоне толпы. Фон этот отнюдь не пассивен: народ, тысячные массы так или иначе участвуют а деяниях героя, либо соглашаясь с ним, либо споря, но участвуют всякий раз весьма активно, даже бурно. Обобщенность, масштабность изображения позволили автору не только отобразить, крупно и ярко, главные стороны народной жизни той поры, но и раскрыть внутренний исторический смысл происходящего.
Однако следует отметить: при всей масштабности, с какою представлено громогласное народное действие, автор умеет найти точное время и место для показа житейского, тихого, а иногда и по-бытовому интимного. Таковы некоторые сцены с Кожухом и с бабкой Горпиной. Умеет писатель, когда нужно, поставить этих людей в центр огромной толпы, но поставить так, что герои, находясь в самой гуще людского потока, отчетливо излучают собственные, личные чувства. В этом проявляется высокое искусство автора живописать толпу как главного герое повествования — передавать эмоциональное состояние людских масс их психологическое лицо в целом. И вместе с тем четко, выразительно представлять индивидуальные характеры. Личный темперамент и высокий накал натуры героев находят дорогу в океан человеческих страстей и вызывают соучастие многотысячных масс
В «Железном потоке» с особой полнотой раскрылась сильнейшая сторона творческой натуры А. С Серафимовича: редкое умение делать природу органическим и ответственным звеном сюжетного развития, придать пейзажу функцию непосредственного участия в отражении социально-философских воззрений автора. Сам писатель в статье «Из истории «Железного потока» подробно рассказывает о том огромном значении, которое занимает пейзаж в его романе. Один из многочисленных исследователей творчества Серафимовича точно подметил, что в «Железном потоке» схватка со стихиями как романтический прием помогает выявить силу и мощь «железного потока революции». Картины природы в этом романе, по словам другого исследователя, «отмечены печатью такого величайшего напряжения, что и солнце, и небо, и вода, утрачивая свой обычный, будничный облик, начинают восприниматься как нечто небывалое и неповторимое, почтя фантастическое». Литературоведы отмечают «проекцию образа природы на народный характер именно в его массовом воплощении», как одну из характерных особенностей яркой творческой индивидуальности А. С Серафимовича.
Удивительно богат в романе язык. По наблюдению лингвистов, с современными прозаиками Серафимовича сближает «избыточность информации», которой так насыщено его произведение. И эту по тем временам редчайшую художественную особенность писатель сумел теснейшим образом связать с эстетической функцией языка. Произведение это написано удивительно экономно. О «Железном потоке» часто говорят как о монолите, эпопее, а Фурманов назвал его повестью: роман едва насчитывает 9 печатных листов.
Роман впервые опубликован в четвертой книге альманаха «Недра» за 1924 год с подзаголовком: «Из цикла «Борьба».
После Ленского расстрела, в апреле — мае 1912 года, по стране прокатилась грандиозная волна массовых политических забастовок. В мае этого же года в журнале «Современный мир» появляется завершающая часть романа Серафимовича «Город в степи», в котором предощущается перелом в сознании не только пролетариата, но и всех демократически настроенных слоев русского общества. На последних страницах романа писатель воссоздает художественно-убедительную картину стачки рабочих, стачки, в которой пролетариям удалось победить благодаря солидарности, братской взаимопомощи. В романе зримо проступает неугасимая вера Серафимовича в победу революции, которая жила а нем все годы жестокой реакции.
Широкое полотно из жизни русских рабочих было задумано писателем на переломе двух веков. Позже Серафимович говорил: «Больше всего мне хотелось нарисовать рабочих, дать первичное, стихийное революционное движение... В этом направлении мне многое дала жизнь на станции Котельниково, вновь строящейся дороги Царицын — Тихорецкая. Там необыкновенно быстро, по-американски разрастался в степи рабочий поселок, я и взял его за ядро романа.
Мне в Котельникове было очень удобно наблюдать стихийное, первичное развитие рабочего движения...»[3]
Над романом Серафимович работал с 1907 по 1912 год. Писать его пришлось урывками. Между первоначальным замыслом произведения, который складывался задолго до 1905 года, и началом непосредственной работы над ним пролегла тревожная и бурная эпоха первой русской революции — ее высочайшего взлета в дни декабрьского вооруженного восстания рабочих в Москве, Сормове и других городах России и ее спада, когда восторжествовала монархическая реакция. По свидетельству некоторых исследователей творчества Серафимовича, окончательный план романа сложился у автора лишь к началу 1909 года. Писатель Г. Б. Шатуновский (Г. Не радов) подсчитал, что в общей сложности автор работал над «Городом в степи» около четырех лет.