Гололоб. Маруся, не теряй головы.
Маруся. А?.. Микола, ты мне не приказывай. (Иной тон.) Что такое я потеряла? Я ничего не потеряла. Маруся чести не потеряла, не поддалась немцам, чистая к тебе пришла. А сестра твоя Настя — ровня Симочке, — та поддалась. Найду — задушу. За своих Валю и Лидочку задушу. Им прощать нельзя, раз они с немцами путались. Товарищ полковник, вы человек серьезный, скажите, можно им прощать или нельзя?
Глаголин. Правда, прощать нельзя.
Маруся. Симочка, что же ты не отвечаешь? Можешь любить этого Робинзона или не можешь? И все они молчат… А может быть, я что-нибудь лишнее сказала? Тогда вы простите меня за мое открытое сердце.
Симочка(вдруг с болью). Андрей, играйте. Ну, играйте же хоть что-нибудь…
Гололоб(Колоколову). Играй!
Колоколов(берет аккордеон). Заказывай.
Гололоб. «Шотландскую застольную», музыка Бетховена. Точно. Играй. (Запевает.)
Постой, хлопец. Давай сначала, а то душа поет, а голоса нема. (Снова запевает.)
Все.
Гололоб.
Поезд резко останавливается. Симочка выпрыгивает из вагона, другие задержались оттого, что донеслись слова диктора, который дочитывает последние слова приказа Верховного Главнокомандующего.
Голос по радио. «…Объявляю благодарность руководимым вами войскам! Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины. Смерть немецким захватчикам! Верховный Главнокомандующий Сталин».
Гололоб(уходящим на полустанок обитателям теплушки). Узнайте, какой город взяли.
Все, кроме Гололоба, Маруси и Глаголина, уходят.
(Строго и хмуро.) У тебя, Маруся, наверно, в голове прошло. На будущее время при Симочке про эти темы надо помолчать.
Маруся. А про какие? Я и забыла.
Гололоб. С Симочкой надо осторожно… Вы слыхали, как она нервно разговаривает? Мы с помощью этой Симочки освободили из городской тюрьмы сразу за один налет всех заключенных.
Глаголин. Да-да… дитя войны… израненные души.
Гололоб. То-то и оно. Вошла в доверие к немцам. С начальником тюрьмы друзья-приятели. Вы ж сами понимаете, товарищ полковник, таких заданий не дают, это дело твоей воли. Не надо при ней касаться этих тем… кто там жил с немцами, кто не жил. Разве не видно: у них с Колоколовым получается что-то совсем серьезное… Красивое… Может быть, она страдает этой темой. Не надо. Кончено.
Маруся. Боже ж мой!.. Ведь ты молчал.
Гололоб. Молчал и через силу говорю… Кончено.
Поезд медленно трогается.
Маруся. Смотрите, едем… еще останутся. Симочка!
Входят моряк, начальники станций, Софа, Симочка и потом Колоколов.
Колоколов. Георгий Львович! Микола! Симочка! Маруся! Вы слыхали? Наш город освобожден. Георгий Львович! С этой минуты мы едем прямо домой.
Глаголин(легкий хмель). Колоколов, я с вами, только с вами… Вы, Андрей… нет, все вы действительно неувядаемые люди. Сейчас что-то кончается, — наступит новое, другое… Мне трудно выразить… Что-то громадное… Мне надо снова в громадный мир… а я не тот…
Гололоб. Кто куда, как говорится, а мы поедем в лес… Нам еще в лесу работы хватит.
Занавес
Действие второе
Руины городской площади. Теплый летний вечер.
Глаголин. Вот оно, какое возвращение.
Пение.
Что это? Кто там поет? С ума схожу я, что ли?
На площадь выходит Колоколов со своим аккордеоном.
Колоколов. Георгий Львович! Георгий Львович! Ну и Помпея! Мертвый город! Я будто не пугливый, а как-то жутко. Право слово, играл, чтоб пошуметь.
Глаголин. Там, за театром, в тупике, был мой дом. Ни дома, ни тупика.
Колоколов(поднял голову к небу). Эй вы, будущие грядущие поколения, молитесь нам, товарищи! Вот как чувствовали себя люди в великие эпохи! Вы не сердитесь, Георгий Львович! Я прямо-таки переживаю торжественность момента. Но как, по-вашему, тут разминировано?
Глаголин. Право, я и не подумал.
Колоколов. Прекрасно. Вас, саперов, может быть, мины не берут, но я пехота.
Глаголин(привычно осмотрелся). Нет, конечно, разминировано.
Колоколов. И то хлеб. Хочу пожить без лишних впечатлений… Эх!.. (Снял свою тужурку, засучивает рукава. Переполнен удовольствием.)
Глаголин. Чем вы собираетесь заниматься, Колоколов?
Колоколов. Сотворением мира. По Библии… Вначале было слово, и слово было — бог![3] Дальше я не знаю, но припоминаю, что бог имел хорошие привычки и действовал положительно. (Вырывает из земли немецкий крест, каску подбрасывает ногой.)
Глаголин(отвернулся). Силу вам некуда девать.
Колоколов. Георгий Львович, не могу… Я тут мальчишкой бегал. Я тут испытал свой первый поцелуй. (С крестом в руках.) Обер-лейтенант Иоганн фон Биренбаум… (Бросает крест.) Сие есть наше первое мероприятие по благоустройству. Можно даже написать в газету: «И снова закипела жизнь в освобожденном городе».
Из дверей театра выходит седовласый человек, старик Жителев. Его не видят. Он истово перекрестился.
Жителев. Бог на помощь!
Колоколов. Посмотрите! Реальный фантастический старик!
Глаголин. Вот так штука! Жителев… Христофорович…
Жителев. Никак Георгий Львович? Что ты скажешь — жив!
Глаголин. Великий старожил! Колоколов, неужели вы не знаете? Главный кассир государственного банка. Как же уцелел? Где ты обитал?
Жителев. А тут вот, под театром… под землю сел. Внучка, перед тем как их угнали, ведро с пареной пшеницей поставила да еще бадью воды. Потом я сам замуровался.
Глаголин. И до сих пор сидел?
Жителев. Зачем? Я теперь показываюсь. Да ведь намедни еще тут стрельба была. Автоматчиков выкуривали. А куда пойти-то? (Ощущения и чувства притупились. Это не дряхлость. Это инертность и безразличие).
Глаголин. Что же ты при немцах делал?
Жителев. А что? Служил.
Глаголин. Вот тебе и на! У немцев?
Жителев. У них, у них. (Кивает.) Куда деваться?
Колоколов(ирония). Великий старожил…
Жителев. Правда, милый, я тут знаю всех.
Колоколов. А что это в карманах?
Жителев. Газетки. Хотите почитать? Немецкие, но на нашем языке.
Колоколов. Хочу.
Жителев. Я их беру с собой, газетки. Продукция находится… завертка, да. Возьмите почитайте.
Колоколов. Любопытно. Я еще не видел таких газеток. (Рассматривает газеты.)
3
«Вначале было слово, и слово было — бог!» — фраза о начале бытия в одной из евангельских легенд: «Вначале было слово, и слово было у бога, и слово было — бог».