Авель. Тогда пускай дикари жрут бананы вместо нашего скота.
Ада. Они говорят, что бананы безвкусные.
Авель. Безвкусные! С продовольствием полная катастрофа, а у них, видите ли, бананы безвкусные!
Цилла. А в остальном здесь только змеи да крысы.
Авель. На материке их с каких еще пор в пищу употребляют.
Каин. Наивняк! Да ведь без кулинарных выкрутасов каннибализм никоим образом не победить!
Авель. У вас один каннибализм на уме.
Каин. А у вас одни голодные отеки.
Авель. Я требую вынести этот конфликт на обсуждение Организации глобальной помощи.
Каин. Пожалуйста.
Все вдут влево на передний план, выстраиваются в направлении ящика с эмблемой Красного Креста, двое мужчин позади трех дам. Справа из глубины сцены выходит Адам в коричневом сюртуке.
Цилла. Генеральный секретарь.
Адам становится на ящик с эмблемой Красного Креста.
Адам. Позвольте мне как генеральному секретарю Организации глобальной помощи приветствовать вас в ее резиденции — в этом прекрасном городе на этом прекрасном озере — и обратиться к вам с призывом: мужайтесь!
Аплодисменты. Жестом Адам утихомиривает овацию.
Справа из глубины сцены идет Ева, она в блузке, с сумочкой в руке. Останавливается перед Адамом.
Открывает сумочку, пудрится.
Дамы и господа, эта альпийская страна — моя родина. Как часто мальчишкой я поднимался в горы. По обе стороны стеной смыкались неодолимые скалы — казалось, взобраться выше совершенно невозможно, как вдруг неожиданно открывался перевал и под ногами широко распахивалась отчизна. Так и теперь. Пока что безрассудство и своекорыстие кажутся неодолимыми, но рано или поздно они отступят, открывая перед нами просторы свободной земли.
Ева. Они опять жрут.
Адам (не обращая внимания на Еву). Все уладится.
Ада. Кого?
Ева. Матросов.
Адам. Все уладится.
Ада. С какой стати?
Ева. Танкер взорвался, большой, водоизмещением триста тысяч тонн, экипаж высадился на остров. Пятьдесят два человека.
Каин. Всех сожрали?
Ева. Всех.
Адам. Уладится все.
Авель. Как полномочный представитель комитета по борьбе с голодом заявляю, что взрыв нефтяного танкера водоизмещением триста тысяч тонн — событие куда более страшное.
Адам. Спокойствие, господа, не волнуйтесь, не тревожьтесь. Всякое подлинное развитие продолжается веками, если не тысячелетиями. Почитайте Бахофена[46], почитайте Фрейда. (Сходит с ящика, подходит к шеренге остальных, пожимает дамам руки.) Несмотря на этот небольшой возврат к истокам человеческой культуры, я хотел бы поблагодарить дам из комитета по борьбе с каннибализмом за их личное участие. Перед началом банкета филармонический оркестр нашего города по случаю праздника порадует нас бессмертными звуками Пятой симфонии Бетховена, даруя нам утешение, которое так необходимо при выполнении нашей тяжкой миссии.
Слышны, как бы отчужденно, первые пять тактов Пятой симфонии. Адам похлопывает Авеля по плечу. Авель отдает честь. Все, кроме Евы и Каина, уходят вправо, в глубину сцены.
Каин снимает форменную тужурку, кладет ее на скамейку. Ева сидит на ящике с эмблемой Красного Креста, вытаскивает из сумочки и подает Каину электробритву, подкрашивается, поправляет прическу и т. п. Каин хочет что-то сказать. Молчит.
Волоча негнущуюся правую ногу, идет налево, на передний план. Опять хочет что-то сказать, опять молчит, начинает бриться.
Вновь слышны четыре первых такта Пятой симфонии.
Каин. Он опять провалил экзамен.
Ева. Всего три балла недобрал.
Каин. Второй раз.
Ева. Он запаздывает в развитии.
Каин. Если б запаздывал в развитии, так не спал бы со служанкой.
Ева. Ты тоже спишь со служанкой.
Первые четыре такта Пятой.
Каин. А к военной службе он, видите ли, не годен.
Ева. Ты просто завидуешь.
Каин. Я был хорошим солдатом.
Ева. То-то и остался без ноги, с протезом.
Каин. Что ты меня вечно протезом попрекаешь?
Ева. А ты меня — сыном.
Каин. Я горжусь своим протезом.
Ева. А я горжусь сыном.
Первые четыре такта Пятой.
Каин. Мне что же, целый вечер слушать Пятую?
46
Бахофен Иоганн Якоб (1815–1887) — швейцарский историк и философ, автор работ по проблемам матриархата («материнского права»).