Покровы плотные железу уступают,Тончают, падают, доколь не воссияютКумиры., коими наш взор навек пленен:Се — украшение бессмертных Аполлон,[137]Се — тот, кем сражены чудовища Немеи,[138]280 Се — мудрый Трои жрец,[139] чью плоть терзают змеи,Се — иудеев вождь,[140] защитник и пророк:В сем камне мыслящем присутствует сам Бог.Из глубины его раздаться вновь готовоМир сотворившее Божественное слово.[141]Так пусть и в наши дни,[142] о, не один творецАнтичности высот достигнет наконец!Увенчан лаврами Вергилия, Гомера,Бессмертье обретет, достойный их примера.Тропой нехоженой пройдет в свой славный час,290 Как шли бы древние, живи они средь нас.Природа, ты одна будь для поэтов нынеИсточником чудес, пророчицей, богиней.Пусть песнопенья их, Фетиды[143] сон храня,Престанут возрождать из волн сиянье дня.Пусть Музы давние оставят заблужденья,И Каллиопа[144] впредь, прослушав наставленьяУрании-сестры,[145] возвысит лиры тон,И языком богов заговорит Ньютон.О, если бы и мне... Но что за ропот новый,300 Нежданный натиск сей и более суровый?О, Франции язык, ужель в тебе вина[146]И участь жалкая твоя предрешена?Иль немощных умов, быть может, прилежаньемТы лености их стал, позора оправданьем?Нет переводчика, довольного собой,Ни сочинителя поэмы препустойИль множества стихов, напыщенно-холодных,Который с важностью в строках не скажет вводных,Что если стиль его слегка вас утомит310 Своею тяжестью, и вскоре усыпит,И если скован стих, негармоничный, вялый,Не автора — вина, талант его — не малый,Достоин на успех он притязать всегда,Но речь французская, и в этом вся беда,Сухая, бледная, стесненная, — несмелым,Неясным сделала его и неумелым.[147]А Депрео, Расин, Лебрен или Бюффон[148]Винят ли нашу речь во множестве препон?Иль под пером Руссо[149] они не исчезают?320 От Монтескье[150] она ль коварно ускользаетНепокоренная? О, нет, у них она,[151]Стремительна, остра, насыщена, плавна,Умеет в глубине их душ обогатитьсяЖивыми красками и вмиг преобразиться!Предметы все туман от рифмача сокрыл,И взором быстрым он их сути не схватил,И мыслей сбивчивых его нагроможденьеНеточное в словах находит выраженье.Не может он пройти намеченным путем,330 Не совладать ему с упрямым языком.А тот, кто демона господство ощущает,[152]Сих мук не ведает: он мыслит, он мечтает,Нежданная в душе его кипящей речьРодится с мыслию, спешит ее облечь;Во власти гения, он под диктовку пишет,И целый мир живет, и движется, и дышит,Родник поэзии немолчный и святой —Слова и образы в его мозгу толпойПроносятся, придут они к согласью сами,340 И стройным сразу все предстанет перед нами.Как Ио[153] бедная, забывшая покой,Нещадным оводом терзаемая в зной,Напрасно чрез леса несется и долиныИ погружается в бурлящие стремнины,Так пламенный поэт в безумии благом,Кипучих полон дум, с пылающим челом,Тревожен, мечется, бежит в лесные чащи,[154]Чтоб угасить огонь, в мозгу его горящий,И бога, из груди исторгнув, воздохнуть.350 И вот уже сей бог, его томящий грудь,Раскован, изнесен лавиною созвучий;Пленяет и влечет поток стихов могучий.Над словом новая, невиданная власть,Картины чудные, в которых дышит страсть,Природы красками расцвеченные живо,Течение стиха, то мерно, то бурливо, —Смятенье все несет сердцам или покой,Все в памяти навек сохранено людской.Так из главы отца, прекрасная собою,360 Минерва восстает,[155] уже готова к бою,В шеломе и с мечом, в доспехе, что страшитГоргоны образом,[156] чей смертоносен вид.Красой тосканское наречие прельщает,[157]Уступчиво, как воск, что форму обещаетПринять удачную и в немощных руках.Когда, гонимые нуждой, взметая прах,Тьмы варваров, побед обрушив бремя злое,Отмстили римлянам господство мировое,Повсюду говор их, суров и некрасив,370 Раздался, чистоту латыни замутив.И братья-языки из странного смешеньяРодились в те века; сменяясь, поколеньяПутями разными их розно пронеслиИ нечувствительно до блеска довели,Свершили множество чудес, трудясь победно,Но варварская ржа не сведена бесследно.В кастильском[158] выспренность надменная жива,Близ Тахо[159] резкие еще звучат слова,Которые принес араб неукротимый.[160]380 А мягкость, грация тосканцами любимы,На их устах живут; лишь Сены глас роднойИсполнен грации и гордости прямой.Но трудный наш язык боренье предлагает,И лишь искусное перо с ним совладает.Что ж, разве это зло? Скорей наоборот:Надолго ложный блеск в обман нас не введет.В святилище стихов вход охраняя строго,Язык наш сам невежд отгонит от порога,Предупреждая всех, кто жаждет внутрь войти,390 Что каждого в конце опасного путиЖдут слава иль позор, что выбор есть единый:Низвергнуться во прах или достичь вершины.
Аполлон — Имеется в виду Аполлон Бельведерский, римская мраморная копия, сделанная с греческого оригинала втор. пол. 4 в. до н.э. и находящаяся в Ватикане. Об этой статуе восторженно писал Винкельман в “Истории искусства античности” (Кн. VI, гл. 6). Эту и другие скульптуры, о которых идет речь ниже, Шенье мог видеть во время путешествия в Италию осенью 1786 г.
...тот, кем сражены чудовища Немеи... — Геракл, убивший немейского льва и лернейскую гидру. Сохранились копии его статуй работы греческого скульптора Лисиппа (4 в. до н.э.): “Геракл в борьбе со львом” и так называемый “Геракл Фарнезе”, статуя, изображающая отдыхающего Геракла, опирающегося на палицу, на которой висит шкура немейского льва.
...мудрый Трои жрец... — Лаокоон. Имеется в виду скульптурная группа “Гибель Лаокоона и его сыновей”, созданная родосскими скульпторами Агесандром, Афинодором и Полидором (ок. 50 до н.э.) и оказавшая большое влияние на развитие эстетической мысли во втор. пол. XVIII в. (об этой скульптуре писали Винкельман, Лессинг, Гете).
...иудеев вождь — Моисей. Имеется в виду скульптура Микеланджело (созданная ок. 1515 г.), украшающая гробницу папы Юлия II в церкви Сан-Пьетро-ин-винколи в Риме.
О, Франции язык, ужель в тебе вина... — Отстаивая “права” французского языка, Шенье учитывает мнение Лебрена, изложенное им, видимо, и в устных беседах, и в его сочинениях “Размышления о духе оды” (1736), “Замечания о поэтических вольностях великого Корнеля” (1760), “Рассуждение о Тибулле” (1763).
Нет переводчика, довольного собой...Неясным сделала его и неумелым.— Критические выпады Шенье полемически утрированы, однако они в определенной мере опираются на некоторые литературные тексты. Так, в предисловии к своему переводу “Илиады” (1699) А. Дасье (1654—1720) отмечала невозможность передать всю красоту поэмы средствами французского языка. В 1743 г. П.-Ф. Дефонтен (1685—1745) писал в «Рассуждении о “Георгиках”», предпосланном его Переводу этой поэмы Вергилия: “Наши отцы передали нам язык тонкий и хитроумный, но слабый и небогатый, с затруднительной и робкой версификацией” (Цит. по: Invention. Р. 183).
А Депрео, Расин, Лебрен или Бюффон... — Упоминание имени Никола Буало Депрео (1636— 1711), поэта, критика, теоретика классицизма, свидетельствует о постоянной ориентации Шенье на классицистическую традицию. Расину он воздает должное и в “Опыте...”, называя его “одним из величайших”, и, отмечая походя его “ребяческую галантность”, добавляет: “... для меня было бы слишком мучительно упрекать в чем-либо Расина” (GW. Р. 663). Появление рядом с именами Буало и Расина имени Лебрена — это прежде всего дань уважения, которое Шенье питал довольно долго к своему старшему другу, к тому же Лебрен как ученик Луи Расина (сына драматурга) считался продолжателем великой традиции, связующим звеном между эпохами. Бюффон был известен не только как ученый, но и как замечательный мастер слова, давший великолепные описания природы. Ему принадлежит известное выражение “стиль—это человек”, прозвучавшее в его речи “Рассуждение о стиле”, произнесенной во время вступления во Французскую академию (1753) и отстаивавшей ясность, простоту и живость изложения. Шенье разделял основные положения этой речи, о чем свидетельствуют его дальнейшие рассуждения об искусстве излагать свои мысли.
Руссо Жан-Жак (1712—1778) — писатель, чьи общественно-политические и нравственные идеи нашли значительный отклик у Шенье. Под очевидным влиянием Руссо сложилось неоднозначное отношение его к Вольтеру, которого он подверг критике на страницах “Опыта...” (см.: GW. Р. 656—657). На произведения Руссо опираются буколика “Свобода”, элегия III, ряд других элегий отмечен его влиянием. В одном из элегических фрагментов вспоминается эпизод из романа Руссо “Юлия, или Новая Элоиза” (1761; см.: GW. Р. 552, № XXII).
Монтескье Шарль де Секонда, барон де (1689—1755) — французский писатель. На страницах “Опыта...” имя Монтескье и его знаменитые произведения “Персидские письма” (1721) и “О духе законов” (1748) упоминаются неизменно с глубоким уважением (см.: GW. Р. 683, 685, 686, 692). Шенье отмечал слог Монтескье, “который заставил избитые, банальные слова выражать новые вещи, (...) который поразил нас, когда в тех же выражениях, что ежедневно срываются с наших уст в самых обычных разговорах, стал говорить о вещах столь значительных и говорить о них столь хорошо” (GW. Р. 683). На труды Монтескье “Рассуждение о причинах величия и упадка римлян” (1734) и “О духе законов” Шенье опирался, когда писал “Опыт ....” и поэму “Замысел”.
О, нет, у них она // Стремительна, остра, насыщена, плавна... — В этих строках слышится отзвук той характеристики языка, каким он становится под пером гения, которую дает Лебрен в “Рассуждении о Тибулле: “... я всегда полагал, что та многословная бедность, в которой упрекают наш язык, существует на самом деле лишь в скудном воображении авторов, совершенно не ведающих о его богатствах. Не думаете ли вы, как я, что у того, кто обладает гением и вкусом, язык станет точным, полнокровным, богатым, благородным, разнообразным, живописным и возвышенным?” (Le Brun. Œuvres. P., 1811. T. IV. P. 402).
A тот, кто демона господство ощущает... — Шенье следует платоновской концепции творчества (развитой Платоном в диалогах “Ион”, “Федр”) как “одержимости”, неистовства, даруемого свыше некоей божественной силой (эта сила и обозначалась у греков словом “демон”; в римской мифологии демону соответствовал “гений”). Вместе с тем, на основе платоновской трактовки вдохновения в этом фрагменте создается отчасти предромантический образ поэта, что соответствовало наметившемуся во второй, половине века характеру интерпретации понятия “гений” (См.: Van Tieghem P. Le préromantisme. P., 1946. T. I. P. 63—64).
так пламенный поэт... // Тревожен, мечется, бежит в лесные чащи... — В подлиннике:
Tel le bouillant poète, en ses transports brûlants,Le front échevelé, les yeux étincelants,S’agite, se débat, cherche en d’épais bocagesS’il pourra de sa tête apaiser les orages...
Эти строки, возможно, получили отклик в стихотворении А.С. Пушкина “Поэт” (1827):
Бежит он, дикий и суровый,И звуков и смятенья полн,На берега пустынных волн,В широкошумные дубровы...(Пушкин. Т. III. С. 65)
так из главы отца... И Минерва восстает... — Греческая богиня Афина, с которой отождествлялась римская Минерва, родилась из головы Зевса (который проглотил ее мать, океаниду Метиду) в полном снаряжении. Изображалась в виде суровой и величественной девы в шлеме, с копьем (которое у Шенье заменено мечом) и щитом.
в доспехе, что страшит // Горгоны образом... — Персей, убивший Медузу Горгону, чудовище, обитавшее на краю земли, отдал ее отрубленную голову Афине; она прикрепила этот трофей на свой панцирь (эгиду).
Красой тосканское наречие прельщает... — Тосканский диалект стал основой итальянского языка. Шенье знал итальянский язык, на котором написал октавами стихотворение, посвященное Мэри Косвей (см. о ней примеч. к элегии XXX).
араб неукротимый. — Шенье проявлял интерес к мусульманским цивилизациям, ведь он родился в Турции. Один из братьев его матери перешел в мусульманство. Отец, долгое время служивший в Марокко и написавшей книгу “Исторические изыскания о маврах” (1787), видимо, охотно рассказывал сыну об арабской культуре.