Конец
ДОПОЛНЕНИЯ
ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ АНДРЕ ШЕНЬЕ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИК 1819 г. ИЛИ СУЩЕСТВЕННО ИЗМЕНЕННЫЕ В НЕМ
БУКОЛИКИ
609
611
612
613
614
615
* * *
Прекрасный гибнет Ксанф, и скорбная душа
Исходит нехотя с потоком крови алой.
Ему когда-то жизнь близ Иды даровала
Сошедшая с горы.[609] На берегу рожден,
По имени реки он Ксанфом наречен.
Вдали от матери подкошен в поле ратном,
Он должником ее уходит неоплатным.
Светильник дней его, не разгорясь огнем,
Слабеет. Быстрого Аякса[610] копием
10 Боец пронзен, поник главой отяжелелой,
И грянуло во прах трепещущее тело.
Диана
1
О, дева-лучница, как ни зовешься ты,
Приветствую тебя, богиня темноты,
Луна и Кинфия, Диана и Диктина,
Геката, Тривия, и Феба, и Луцина,
Владычица лесов, заливов и болот
И тайных жителей безмолвных гор и вод!
Быть может, на спине быка воссев просторной,[611]
Придерживаешь ты свой пояс непокорный
Иль с факелом в руке, закутанная в ткань,
10 Золоторогую ты погоняешь лань.
2
В долины шумные сойду, и встретит взор
Со свитою подруг Диану между гор.
На каждой рысий мех ее красу лелеет,
Грудь юная у всех открытая белеет,
И складками одежд шаги не стеснены,
Колени нежные у них обнажены.
Вот стали у ручья, на солнцепеке млея,
Прокрида светлая, Кирена, Антиклея,[612]
Все девы, как сама Диана, в глубь лесов
20 Готовые бежать с колчаном стрел на лов.
Богиня, я узрю полет их легких дланей,
Когда они спешат распрячь усталых ланей,
Узду златую сняв, ведут их отдохнуть,
Цветами потчуют, поглаживают грудь.
Но если волн речных журчание и блики
Вас скинуть призовут легчайшие туники,
Богиня, я умчусь. Ведь девственный твой гнев
Ужасен, гибелен. И, скрыться не успев,
Гонимый сворою твоею голосистой,
30 Я над своей главой почую лес ветвистый.[613]
3
Когда, тугой колчан проворно расстреляв,
Диана отдыхать ложится в тень дубрав,
Пес верный близ нее садится, часто дышит,
С нее не сводит глаз, все чутким ухом слышит
И пробужденья ждет богини в тишине.
И, если чистая шелохнется во сне
И руку близ него уронит безмятежно,
Он быстрым языком по ней проводит нежно.
4
Когда Алфея брег и Эриманфа долы
40 Кортежа шумного блеск озарит веселый
Дианиных подруг, бегущих средь полян,
Взлетает на плече божественном колчан.
Прекраснее ее нет ни одной меж теми,
И высится чело богини надо всеми.
Взирает на нее Латона. Дивный вид
Законной гордостью грудь матери теснит.[614]
* * *
Наперснице наяд, косматой музе кров
Дриады темные дают в глуши лесов.
Она, держа свирель, из дола в дол стремится,
И воздух веселит певучая цевница.
И криком радостным долины, воздух, луг
На сладостный напев ей отвечают вдруг:
То песен томных звук и музы голос плавный
Узнали нимфы вод, и пастухи, и фавны.
И к ней со всех сторон слетаются толпой
10 Дриады с белым лбом, увенчанным листвой.
С раздвоенной стопой сатиры, фавн, сильваны,
Пастушки, пастухи... В ладоши бьют, желанный
Приветствуя приход. Бегут, зовут друзей,
Певицу чествуют, толпятся перед ней,
Пеняют на нее за долгую разлуку
И вслед идут — внимать чарующему звуку.
* * *
Вы, пастухи, сюда за легкою козою,
За медленной овцой, под шерстью столь густою,
Взошедшие на холм искать стадам травы,
Несите для Мнаис, лежащей здесь — увы! —
Цветы, взращенные среди холмов долины, —
Цереры мудрый дар и нежной Прозерпины.[615]
Когда-то девочкой она росла средь вас,
Но на двадцатый год ее свершился час.
Пускай услышу я над раннею могилой
10 Блеяния овцы звук нежный и унылый,
Пусть над холмом моим, спокойна и тиха,
Заговорит свирель в дыханьи пастуха,
Пусть житель этих стран с пришедшей вновь весною
Цветы родимых рощ рассыплет надо мною
И, сжав сосцы козы умелою рукой,
Наполнит свой кувшин звенящею струей,
Чтоб свежим молоком и пеною кипящей
Был щедро орошен мой камень, здесь лежащий.
Живые, мертвые, — соединяет вновь
Воспоминанье нас и нежная любовь!
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться