Выбрать главу

ЭЛЕГИЯ XXXIII

Де Панж! кто наделен душой простой и нежной, Тот коротает дни с улыбкой безмятежной. На что ему мечи, что королей хранят, И стрелы, ждавшие, чтоб их пустил сармат, И пули, что с огнем летят из пасти медной? Не знающий обид, беззлобный и безвредный, Готовый и дарить услады, и ловить, Он хочет одного: влюбляться и любить. Де Панж! Безумец тот, кто дни влачит уныло. 10 Когда бы нам судьба две жизни подарила, — Одну для праведных занятий и забот, Другую для любви и сладостных тенет, — Как было бы легко одолевать напасти Одной из них, в другой взыскуя нежной страсти! Но если только раз на свете мы живем, Несчастные! — зачем мы губим день за днем Единственную жизнь и жаждаем до дрожи Почета, барыша — всё так же, всё того же, — Забыв, что кратки дни и все наперечет? 20 Что проку жить, коль нас любовь не увлечет? В веселии живет Венерой одаренный — Но если без нее окажется влюбленный, В чем радость находить? По мне уж лучше смерть. ........................................... На буйную листву мы, смертные, похожи:[346] В полдневную жару, когда в разгаре зной, Она дарует тень под кроною лесной. Но вот грядет зима, грозя морозом ранним, Глядишь — и мы уже пожухнем и увянем. И листья мертвые под ветром буревым 30 Срываются с ветвей, чтоб место дать живым. Сменяя ночью день, лучившийся так ярко, Спешит за нами вслед внимательная Парка[347] И перед вечной тьмой, куда лежит наш путь, Из милости дает на солнце нам взглянуть. Но вот и этот миг, оплаканный, растает — И воцарится смерть, и слаще жизни станет. О юность быстрая, как краток твой полет! Потом болезненная старость настает — Теснит несчастьями незащищенный разум, 40 И тело слабое к земле склоняет разом, И ясный взгляд мрачит унылой чередой Бессмысленных забот и суеты пустой, Тревог о нажитом добре и о наследстве, О плоти и душе, живущих в злом соседстве Друг с другом... Нет, увы, в юдоли сей людей, Избавленных от бед, свободных от скорбей. Был горестный удел Тифону уготован:[348] День ото дня дряхлеть и стариться — таков он, Седой, морщинистый, в бессмертьи пребывал. 50 Был гордым лик его — но сколь же скорбным стал! Исчезли красота, и мужество, и сила: На старческом челе все и старо, и сиро... Терзается старик, не в меру он плаксив, И не живит его картина тучных нив, И тенью плотною луга вокруг одеты, Не шепот слышит он ветров, но шорох Леты; И дети от него шарахаются прочь, И высказать любовь ему уже невмочь: Все члены старые его дрожат, трясутся — 60 И девушки над ним украдкою смеются.

ЭЛЕГИЯ XXXIV

Пусть кто-нибудь другой свою лелеет славу — Я создан для любви; мне лавры не по нраву. На что они, когда я должен ради них Ученьем иссушать цветенье лет младых? На что они, когда, блуждая одиноко И узы нежные презрев по воле рока, Желанья юности я должен превозмочь И проклинать с тоской на праздном ложе ночь? Я в детстве вырастал вдали от Геликона, 10 И Музы не меня учили благосклонно; Еще не услыхав напев кастальских струй, Познал я первый стих и первый поцелуй. И бог, и судия моей поры весенней — Любовь, одна любовь во мне взрастила гений, И светлый Аполлон, покинувший Пеней, Слетает иногда ко мне на благо ей. Вложите мне в уста, Венера с Аполлоном, Тот голос, что готов сопутствовать влюбленным, Тот голос, что в сердца проникнуть к ним готов, 20 Тот голос, что нежней их благостных оков! Пусть очи, что в меня вселяют страсть и гордость, Внушат и языку бесстрашие и твердость! Пусть сокрушит мой стих презрение и гнев И лаской красоту прельстит, не оробев! И если будет мне, влюбленному, по силам Стремясь к желанному, вздыхая о немилом, Такие находить слова в душе моей, Что их звучание и песни лебедей В ручьях венериных в один напев сольются 30 И в стаю звонкую и стройную собьются, — Тогда без грусти я увижу, как исчез Орел Юпитера[349] в пустой дали небес. Тот счастлив, кто в трудах, не ведая сомнений, Ждет пальмовую ветвь на избранной арене; Кто Книд и небеса равно почтить готов, Кто верует в любовь — и помнит про богов И упивается и страстностью, и славой. Любим победой и Венерою лукавой, Увенчан Пиндом и Пафосом вдохновлен, 40 Элегию сложить и оду может он.
вернуться

346

На буйную листву мы, смертные, похожи... — Ср. Гомер. Илиада. Песнь VI, 146—149.

вернуться

347

Парка (рим. миф.) — одна из трех богинь, плетущих и обрезающих нить человеческой жизни.

вернуться

348

Был горестный удел Тифону уготован... — По просьбе богини Эос Зевс сделал ее возлюбленного Тифона бессмертным, но богиня забыла испросить для него вечной молодости, и Тифон получил в удел нескончаемую старость (греч. миф.).

вернуться

349

Орел Юпитера — Орел — непременный атрибут Зевса, с которым отождествлялся римский Юпитер. В образе Юпитера были усилены черты бога войны и победы. У Шенье ”орел Юпитера” — аллегория ратной славы (ср. Вергилий. Энеида. Песнь XII, 247).