Нет, верьте мне, не всех влюбленных вздох и взгляд
Заманивают в сеть прилежно,
Сердца, открытые доверчивости нежной,
Обманывать не каждый рад.
Нет, не всегда слезой притворной
Увлажнены глаза, что преданно глядят
С мольбой наигранно-покорной.
Уловок, хитростей отыщется ли след
В душе, которая чертами
10 Лишь вашими полна? О, Фанни, рядом с вами
Любви достойных словно нет.
Ах, Клитии цветок унылый[433]
Лишь к солнцу тянется, когда же гаснет свет
Главу склоняет ниц без силы.
Бывает глубоко и горько поражен
Страдалец и одним суровым,
Слетевшим с милых уст его любимой словом.
С улыбкой подавляя стон,
Он в сердце бурю укрощает,
20 Уходит и, в печаль до утра погружен,
К ней речь такую обращает:
«О, Фанни, божество с прозрачным светом глаз,
Блажен, кто, лишь о вас мечтая,
Хотел бы жизнь за вас отдать и, тихо тая,
Готовый встретить смерти час,
Когда удары сердца глуше,
Забыт всем миром, сжав вам руку, спросит вас:
Ты веришь в искренние души?»
Тому, кто близ тебя, о Фанни, счастьем дышит,
Румянец видит твой, улыбку, голос слышит,
Как небожителю, отверсты небеса.
С младенческой поры наивностью беспечной
И чистотой сердечной,
И грацией твоя умножена краса.
Возвышенной души твой лик стал отраженьем,
Где к розам юности прелестным украшеньем
Порой стыдливости примешан милый цвет.
10 И потому твои уста, и речь, и взгляды
Полны такой услады,
Что, как ни берегись, от них защиты нет.
Когда б я был один всей удостоен славы,
Венчающей успех и гений величавый,
Чтоб помыслы твои стремились лишь ко мне,
И образ в памяти мой жил, неистребимый:
Так облик твой любимый
Повсюду я ношу в сердечной глубине.
Я вспоминаю: здесь она была;[434] красою
20 Своей дивила всех, и речь ее такою
Была, такими взор, походка и наряд.
Здесь, сидя на холме, над Сеной горделивой
Она реки извивы
Следила, и блуждал ее далеко взгляд.
Так, образ твой храня, по рощам я скитаюсь.
Так молодой олень, в пустыне укрываясь,
Спешит умчаться вдаль, не избежав свинца.
Смертельно раненный, он боль уносит в чащи
И, близ воды лежащий,
Ждет, тяжело дыша, желанного конца.
К Фанни, когда она была больна
Внезапно налетев порою,
Скрывает ветер туч завесою густою
Блеск солнца, но потом редеет пелена.
Вот так, любимая, и летом неспокойным
Дыханьем Сириуса знойным[435]
На краткий миг твоя краса опалена.
Летучим облачком так мило
Вдруг бледность нежная и легкая покрыла
Твои спокойные и томные черты.
10 С каким сияньем глаз лежала ты на ложе!
С какой улыбкою пригожей
И грацией слова роняла тихо ты!
Ах, нам красавица намного
Дороже в те часы, когда томят тревога
И страх нас за нее. О, если есть сердца,
Что красота твоя не взволновала, Фанни,
Как тихое очарованье
Пленит их твоего печального лица!
Став притягательней и краше,
20 Ты все же смертная и, знаю, общей нашей
Не избежишь судьбы. Но нежно небеса
Лелеют жизнь твою. Ты гордость их, отрада,
Ты ликованьем сфер измлада
Окружена. Твоя — божественна краса.
С лугов своих сбирая травы,
Мечтанья позабыв и праздные забавы,
Ты к бедным шла, и был страдалец укреплен.
Сама поила ты целительным настоем
Уста, иссушенные зноем,
30 И к язвам приложить спешила чистый лен.
Как не завидовать несчастным,
Которых смерть томит присутствием всечасным:
Ведь эти бедняки обласканы тобой!
О, как сияло все под их убогим кровом,
Когда улыбкой, добрым словом
Ты ободряла тех, кто обделен судьбой.
Ты озаряла их хибарки,
Как ангел радостный,[436] как отблеск неба яркий,
И жизни свет затмить была не в силах мгла.
40 Так жертва бедная по воле Артемиды
Из рук Калхаса, из Авлиды
Унесена, спастись от гибели смогла.[437]
Ах, если чуждые печали
Тебя, любимая, так сильно взволновали
И на суровый рок заставили пенять,
Тобой, одной тобой рожденные страданья
Ужель оставишь без вниманья,
Сердечным жалобам не пожелаешь внять?
Свидетельницей стала Троя:
50 Владыку Мизии однажды после боя
Великодушный враг, жалея, исцелил;
Едва Ахилл рукой коснулся безоружной
Смертельной раны, как недужный
От мук избавился, возврат почуя сил.[438]
вернуться
...Клитии цветок унылый... — Клития, влюбившаяся в бога солнца Гелиоса, не могла оторвать от него взора и превратилась в гелиотроп — цветок, поворачивающий венчик вслед за солнцем.
вернуться
Я вспоминаю: здесь она была... —Три первые строки этой строфы перекликаются с фрагментом ”Я вспоминаю вновь ее черты, убор...” (см. раздел ”Дополнения”) и восходят к тому же источнику: Овидий. Фасты. II, 769—774. Ср. начало первой строки в подлиннике: “Je pense: Elle était là...” и слова из письма на французском языке А.С. Пушкина А.Н. Вульф (от 21 июля 1825 г.): “...je dis: elle était là...” (”я говорю: она была здесь...” — Пушкин. T. XIII. С. 190). Далее в этой же пушкинской строке появляется “héliotrope fanée” (”увядший гелиотроп”) — этот образ есть в предыдущей оде Шенье.
вернуться
Дыханьем Сириуса знойным... — Сириус — самая яркая звезда на небе, восходящая и заходящая в июле и августе вместе с солнцем. Зд. в значении: солнце.
вернуться
...Как ангел радостный... — Этот религиозный ореол — отличительная черта образа Фанни и существенное новшество в любовной поэзии Шенье.
вернуться
Так жертва бедная... спастись от гибели смогла. — Согласно греческому мифу, Ифигения, дочь царя Агамемнона, по указанию прорицателя Калхаса, должна была быть принесена в жертву в Авлиде, чтобы греческие суда могли отплыть оттуда в направлении Трои. Артемида чудесным образом перенесла девушку в Тавриду.
вернуться
Свидетельницей стала Троя... от мук избавился, возврат почуя сил. — Телеф, сын Геракла, царь Мизии (область на западе Малой Азии), был ранен в бедро Ахиллом во время схватки с греками. Согласно оракулу, исцелить его мог только Ахилл, что тот и сделал.