Когда бы каждую минуту
Я был с тобой, души ты б утишала смуту.
О Фанни, для меня — ты чистый неба свет.
Жить для меня — любить, пускай и без ответа,
Когда же улыбнешься мне ты,
60 Иного, большего блаженства в мире нет.
ОДА IX
Марианне-Шарлотте Корде
О стыд! оплакана жестокая утрата,
Трусливые льстецы и выродки — Марата
К бессмертным сопричли средь воплей и похвал,
И выползший на свет рептилией из жижи,
Самодовольный жрец, безумный и бесстыжий,
Уже свой грязный гимн[439] кумиру изблевал,
А Истина молчит! Язык ее немеет,
От страха рабского заледенев, не смеет
Вселюдно прославлять геройских дел венец!
10 Иль жизнь так дорога?[440] Какая в ней услада,
Когда любая мысль от пристального взгляда
Таится с трепетом на самом дне сердец?
Нет! чествовать тебя не стану я в молчанье,
О дева, ты несла злодейству воздаянье,
Хотела Францию, погибнув, возродить.
Предстала ты с мечом в сияющем величье,
За то, что волею богов в людском обличье
Жило чудовище, пришла их устыдить.
Не убоялась ты раздвоенного жала
20 Змеи, что черный яд повсюду разливала,
И нанесла удар недрогнувшей рукой.
Тобой повержен тигр, что в ненасытной злобе
Тела людей терзал и хоронил в утробе,
Из раны зверя кровь их хлынула рекой.
Мутнея, видел взор его, как в ликованье
Взирала гордо ты на жертву меткой длани.
“Спеши, тиран, — он смог в твоих глазах прочесть, —
Дорогу протори всей плотоядной своре.
Купался ты в чужой крови, как в теплом море,
30 Так плавай же в своей и знай: возмездье есть”.
О дева! Греция, твое восславив дело,
В паросском мраморе тебя б запечатлела,
Вблизи Гармодия[441] твой заблистал бы лик!
И над гробницею твоей воспели б хоры
Богиню мщения, что суд вершит нескорый,
Но неминуемо разит в нежданный миг.
А Франция топор возносит над тобою.
Вокруг убитого чудовища гурьбою
Его друзья спешат почтить нечистый прах.
40 С какой презрительной улыбкой, как спокойно
Смотрела ты на тех, кто в ярости разбойной
Угрозой смерти мнил тебя повергнуть в страх.
Нет, подлым трепетом не ты была объята,
Когда на гнусный суд преступного сената
Тебя всеобщее безумье привело.
Твой вид и речь твоя мучителей смутили,
Ты доказала их позорное бессилье:
Кто отвергает жизнь, тот побеждает зло.
Как долго, притворясь веселой и беспечной,
50 Отважный замысел ты в глубине сердечной
Скрывала ото всех, одной мечтой горя.
Так небо ясное в сияющей лазури
От мира целого таит дыханье бури,
Что горы сокрушит и потрясет моря.
Туда, где ждал палач, развенчанной столицей
Ты словно ехала на брачной колеснице,
Блистая юностью и нежной красотой.
Взошла на эшафот безропотно и твердо,
А бешеный народ, своей свободой гордый,
60 Самодержавный раб, глумился над тобой.
Свободен только дух. Твоя святая слава
И наш позор векам принадлежат по праву.
Одна ты поступить сумела по-мужски.
Мы ж, евнухов толпа, трусливее, чем жены,
Мы, стадо жалкое, лишь испускаем стоны,
Но выпала бы сталь из немощной руки.
Один ползучий гад издох в болотной тине.
Из мужественных рук прими же, героиня,
От Доблести самой торжественный венок.
70 Доколе гром щадит преступников на троне,
О Доблесть, на земле, где правит беззаконье,
Твое священное оружие — клинок.
ОДА X
Версаль, твои сады, колонны,
Оживший мрамор, вязов кроны,
Блаженный сей приют богов и королей —
Для сердца — малая отрада,
Как павшая роса — мгновенная прохлада
Для увядающих полей.
С Парижем память расстается,
Как только взору улыбнется
Мой неприметный дом в тени ветвей густых,
10 Откуда по холмам и долам
Я часто ухожу бродить путем веселым
Среди деревьев молодых.
Гром колесниц и блеск уборов
И бдение ночных дозоров —
Все кончилось. Ушло величие двора.
Теперь милы тебе молчанье,
Общенье с музами, к наукам прилежанье,
Неведомые здесь вчера.
Увы, искусства и науки
20 От вялой праздности и скуки
Уж не спасут меня. И терпеливый труд
Душе в дремоте и в унынье
И тягостен, и чужд. Мечты о славе ныне
Мой сон тяжелый не прервут.
вернуться
439
вернуться
440
вернуться
441