Выбрать главу

Но говоря о вещах, обессмертивших его имя, я забываю, что ему еще остается жить в заточении несколько дней и что я должен до конца выполнить возложенную на меня мучительную обязанность. Два брата Трюдены были его товарищами по заключению. Сюве[62], такой же узник, как и они, нарисовал его портрет. Это единственное оставшееся изображение Шенье[63] является в настоящее время собственностью г-на де Верака[64]. В Сен-Лазаре поэт посвятил мадемуазель де Куаньи[65] оду ”Молодая узница”, которую, наверное, невозможно читать без умиления. Накануне того дня, когда Шенье предстал перед судом, отец еще утешал сына, напоминая ему о его талантах и достоинствах. ”Увы! — отвечал он. — Г-н де Мальзерб тоже был достойным человеком!”

Он предстал перед трибуналом, не снизойдя до того, чтобы произносить речь и защищаться. Объявленный врагом народа, изобличенный в том, что он писал против свободы и защищал тиранию, он был также обвинен в странном преступлении — в заговоре с целью побега из тюрьмы. Он был приговорен к казни 7 термидора (25 июля 1794 г.), то есть за два дня до того момента, который разбил бы его цепи и который освободил всю Францию.

Братья Трюдены попросили разрешения умереть вместе с ним, но их сохранили для того, чтобы казнить на следующий день (на следующий день, 8 термидора!); тогда палачи радовались, если жертва видела кровь своих друзей на том месте, где предстояло пролить ее собственную.

В восемь часов утра Шенье поднялся в телегу приговоренных. В эти мгновения, когда так необходима дружеская поддержка, когда чувствуешь потребность раскрыть сердце, что скоро перестанет биться, несчастный молодой человек не мог ни выразить свою привязанность к тем, кого он покидал, ни узнать об их сожалениях. Быть может, в бесплодном отчаянии всматривался он в бледные лица своих спутников, обреченых смерти: ни одного знакомого! Из имен тридцати восьми жертв[66], направлявшихся той же дорогой, ему были едва известны имена Монталамбера, Креки де Монморанси, барона Тренка и того благородного Луазроля[67], который стремился к смерти, чтобы спасти сына, заняв его место. Но никто из них не был посвящен в тайну души Шенье; он, наверное, молил о том, чтобы думы его нашли отзыв, молил о сердце, родственном, по слову поэта, его собственному[68], и трепетал от надежды... как вдруг отворяются двери уже шесть месяцев запертой темницы и рядом с ним на переднюю скамью роковой телеги сажают его друга, соперника на поэтическом поприще, певца ”Месяцев”, блистательного, злополучного Руше.

Как они сожалели друг о друге![69] ”Вы, — говорил Шенье, — самый безупречный из наших граждан, обожаемый отец, супруг[70], вас приносят в жертву! — А вас, — отвечал Руше, — добродетельного молодого человека, вас ведут на смерть в расцвете гения и надежд! — Я ничего не сделал для будущего, — возразил Шенье; затем, ударив, себя в лоб, он добавил: Все же у меня там что-то было!” Это Муза, говорит автор ”Рене” и “Атала”, открыла ему его талант в минуту смерти[71]. Примечательно, что Франция потеряла[72] в конце последнего столетия три прекрасных восходящих таланта: Мальфилатра, Жильбера[73] и Андре Шенье. Первые два умерли от нищеты, третий — на эшафоте”.

Между тем телега продвигалась вперед. И сквозь волны народа[74], ожесточившегося от своих бед, их глаза встретились с глазами друга, сопровождавшего все это траурное шествие, словно отдавая им последний долг, и часто рассказывавшего потом злосчастному отцу, пережившему сына всего на десять месяцев, грустные подробности их конца.

В свои последние минуты они говорили о поэзии. Для них это было самое прекрасное на земле после дружбы. Расин стал предметом их беседы и последнего восторга. Им захотелось прочитать его стихи, быть может, затем, чтобы заглушить вопли этой толпы, издевавшейся над их мужеством и безвинностью. Какие строки они выбрали? Когда я задал этот вопрос человеку, чья память начала слабеть от бремени лет и пережитых несчастий, он заколебался с ответом. Он обещал мне постараться восстановить это воспоминание, справившись у тех, с кем он некогда им делился. Я пребывал в мучительном ожидании до той поры, когда спустя несколько дней и тоном некоторого равнодушия, весьма далекого от моего состояния, мне сказали: то была первая сцена ”Андромахи”[75].

Итак, они по очереди читали диалог, открывающий эту благородную трагедию. Шенье, которому первому пришла в голову эта мысль, начал и, быть может, улыбка в последний раз коснулась его губ, когда он произнес эти прекрасные стихи:

вернуться

62

Сюве Жозеф-Бенуа (1743—1807) — французский художник, написавший портрет Шенье за восемь дней до его смерти по просьбе братьев Трюденов. На портрете надпись: “Писано в Сен-Лазаре, 29 мессидора 2 года. Ж.Б. Сюве”. В 1838 г. портрет был гравирован Л.-П. Анрикель-Дюпоном (1797—1892) и опубликован в 1839 г.

вернуться

63

Это единственное .... изображение Шенье... — Сохранился также портрет А. Шенье в возрасте И лет (1773), принадлежащий кисти одного из двух сыновей известного исторического живописца П.-Ж. Казеса — Жака-Никола или Пьера-Мишеля — который подписывался Казес-сын. В 1774 г. этот художник создал также групповой портрет семьи Луи Шенье. А. Шенье предположительно рисовал и художник Ж.-Б.-Ж. Огюстен (1759—1832).

вернуться

64

...является ... собственностью г-на де Верака. — После смерти Трюденов портрет Шенье унаследовал их родственник и соузник М. де Курбетон, завещавший его своему родственнику А.-М.-Ф.-Ж. де Вераку, пэру Франции. В настоящее время портрет принадлежит потомкам рода де Панжей.

вернуться

65

мадемуазель де Куаньи — см. примеч. к оде XI.

вернуться

66

тридцати восьми жертв... — Вместе с Шенье были казнены двадцать четыре его соузника (один из подсудимых был оправдан) и двенадцать других заключенных, осужденных в тот же день. Латуш, видимо, почерпнул приводимую им цифру в заметке о последних днях Руше, опубликованной в 1798 г. в книге “Отрада моего заключения, или Переписка Руше” (см.: Roucher. Р. 330). См. также: Kermina. Р. 270—271.

вернуться

67

Монталамбера, Креки де Монморанси, барона Тренка... Луазроля... — В списке осужденных 7 термидора значатся: “Грациан де Монталамбер, шестидесяти двух лет, бывший маркиз, капитан бывшего королевского полка (...) Шарль-Александр Креки де Монморанси, шестидесяти лет, бывший дворянин...” (см. Campardon. Р. 535). Второй называл себя побочным сыном Людовика XV и провел более сорока лет в различных тюрьмах как умалишенный (см. о них: Kermina. Р. 20—21, 93—94). Барон Фредерик Тренк (1726—1794), уроженец Кенигсберга, известный авантюрист, проведший много лет в прусских тюрьмах, автор “Мемуаров” (1786), был арестован как прусский шпион. Жан Симон д’Авельд де Луазроль (1733—1794) находился в тюрьме Сен-Лазар вместе со своим двадцатидвухлетним сыном. Хотя в списке обвиняемых, с которым явился судебный исполнитель, значился Луазроль-сын, отец, воспользовавшись тем, что сын спал, откликнулся на зов. Луазроль-отец был казнен не 7, а 8 термидора (см.: Campardon. Р. 415—416). Весь этот пассаж о последних часах Шенье в Сен-Лазаре, включая его последние слова, является близким пересказом примечания к поэме “Смерть Луазроля”, опубликованной Ф. Луазролем-сыном в 1813 г. Таким образом, Латуш опирался на свидетельство соузника Шенье, до которого могли дойти сведения о последних минутах осужденных. Примечание Луазроля-сына приводится в книге: Dauban. Р. 418—419. См. также: Campardon. Р. 535.

вернуться

68

...о сердце, родственном, по слову поэта, его собственному... — Латуш вспоминает строки из стихотворения Гёте (поэта, которого он переводил) “Прометей” (1774):

Я в заблужденье к солнцу устремлял Свои глаза, как будто там на небе, Есть уши, чтоб мольбе моей внимать, И сердце есть, как у меня, Чтоб сжалиться над угнетенным. (Пер. В. Левика)

Латуш сравнивает таким образом богоборчество Прометея с противостоянием Шенье тирании, имея в виду и следующие строки того же стихотворения: «Кто мне помог // Смирить высокомерие титанов? // Кто спас меня от смерти и от рабства? // Не ты ль само, // Святым огнем пылающее сердце?» Такая героизация образа Шенье весьма показательна для его восприятия в это время. Н. Лемерсье, некогда встречавшийся с ним, обмолвился: “Андре Шенье, чьи личные качества поразили меня в юности...” (Lemercier. Р. 106).

вернуться

69

Как они сожалели друг о друге! — В своих письмах из тюрьмы Руше, вероятно, из предосторожности (чтобы не напоминать об их прошлом сотрудничестве) ни разу не упоминает о Шенье, хотя и говорит о некоторых узниках (например, об их общем знакомом Женгене), а также о Мари-Жозефе — по поводу сочинения им гимна в честь Верховного Существа (см.: Roucher. Р. 165, 190, 264—265).

вернуться

70

...обожаемый отец, супруг... — Памятником обоюдной заботы и любви, связывавшей Руше с его близкими, стала изданная их переписка. В тюрьме вместе с Руше добровольно находился его маленький сын. По преданию, узнав о предстоящей казни, Руше попросил ученика Сюве Леруа написать его портрет, который отослал своим близким, добавив трогательное четверостишие (см.: Roucher. Р. 329), переведенное впоследствии В.А. Жуковским (“Руше к своей жене и детям из тюрьмы”, 1806).

вернуться

71

Это Муза, говорит автор “Рене" и “Атала", открыла ему его талант... — Последние слова Шенье впервые привел Шатобриан (“Рене” — его повесть, опубликованная в составе “Гения христианства”): “Революция отняла у нас человека, обещавшего редкостный талант в жанре эклоги, это был г-н Андре Шенье. Мы видели рукописный сборник его идиллий, где есть вещи, достойные Феокрита. Это объясняет слова несчастного молодого человека на эшафоте; он сказал, ударив себя в лоб: умереть! у меня ведь там что-то было! Это Муза открыла ему его талант в минуту смерти” (Chateaubriand. Р. 166). Отметим, что Шатобриан пишет: “Это объясняет...”, как если бы он сначала узнал о последних словах Шенье, а затем прочитал его стихи, что прибавляет достоверности сообщаемым им сведениям, ибо так оно, видимо, и было.

вернуться

72

Примечательно, что Франция потеряла... — Пересказ слов Шатобриана из примечания к приведенным выше строкам о Шенье: “Сочинения этого молодого человека, его разнообразные познания, его смелость, его благородное предложение г. де Мальзербу, его невзгоды и его смерть, все возбуждает самый живой интерес к его памяти. Примечательно, что Франция потеряла в конце прошлого столетия три прекрасных.восходящих таланта: Мальфилатра, Жильбера и Андре Шенье; первые два умерли от нищеты, третий погиб на эшафоте” (Chateaubriand. Р. 423).

вернуться

73

Мальфилатр Жак-Шарль-Луи де Кленшан де (1733—1767) — поэт, автор оды “Недвижное солнце среди планет” (1758). Переводил “Георгики” Вергилия. Умер в бедности. Жильбер Никола-Жозеф-Лоран (1751—1780) — поэт, противник энциклопедистов. Из его сочинений получили известность сатира “Восемнадцатый век” (1775) и “Ода в подражание нескольким псалмам” (1780). Жильбер умер не от нищеты, а после того, как неудачно упал с лошади. Имена этих двух поэтов оказались объединены в сознании читателей еще и потому, что Жильберу принадлежит стих “Нуждой сведен во гроб безвестный Мальфилатр” (“Восемнадцатый век”).

вернуться

74

И сквозь волны народа... — В это время гильотина, которая вначале стояла на площади Свободы, в центре Парижа, а затем на площади Бастилии, была перенесена еще дальше, к Венсеннской заставе (называвшейся также заставой Опрокинутого Трона — ныне площадь Нации), в конце Сент-Антуанского предместья, населенного беднейшим и в эпоху революции наиболее активным парижским людом, однако в то время, о котором идет речь, казни уже не привлекали внимания народа.

вернуться

75

“Андромаха" —трагедия Ж. Расина (1667). Латуш приводит начальные строки диалога между Орестом и Пиладом (Д. 1, сц. 1 пер. И.Я. Шафаренко и В.Е. Шора).