Поэт изображает здесь городской ландшафт, так сказать, силуэт Нью-Йорка. Отчасти в связи с развитием темы стихотворения, но главным образом благодаря остроте глаза, он дает его как paysage moralisé[152] (в данном случае démoralisé[153]). Определением воздуха здесь служат здания, вонзившиеся в него, а также политика их строителей и обитателей. И наоборот — воздух определяет здания, отражаясь в их окнах, которые делает слепыми, нейтральными. Что ни говори, а это действительно высокая задача — описать небоскреб. Единственный удачный пример, который приходит мне в голову, — знаменитая строка Лорки о «серой губке». Оден дает вам здесь психологический эквивалент посткубизма, поскольку на самом деле «полный рост» этих зданий свидетельствует не о «силе Коллективного Человека», а о масштабах его безразличия, каковое для Коллективного Человека есть единственно возможное эмоциональное состояние. Имейте в виду, что это зрелище — внове для автора, а также, что это описание и детализация суть формы познания, больше того — философии. А иным способом эпическую поэзию и не объяснить.
Эта неодушевленная «сила Коллективного Человека» в состоянии пугающей пассивности — сквозная тема стихотворения, во всяком случае, этой строфы. Ценя прочность здешней республики (Коллективный Человек, я полагаю, имеет еще и этот смысл), в чей «нейтральный воздух» «все языки наперебой изливают свои тщетные оправдания» (Each language pours its vain / Competitive excuse), он различает в ней черты, которые и породили трагедию. Эти строки с таким же успехом могли быть написаны по другую сторону Атлантики. «Наперебой изливаемые оправдания» по поводу того, что ничего не было сделано, дабы остановить герра Гитлера, — помимо прочего и оплеуха миру бизнеса, хотя к жизни вызвали эти строки не одни лишь глядящие из зеркала «лицо империализма и международная кривда» (Out of the mirror they stare / Imperialism’s face / And the international wrong), но и терминологическая инерция — отголоски марксистско-оксфордского периода поэта; скорее она, чем убежденность в том, что он нашел истинных виновников. В любом случае «Out of the mirror they stare» (Они глядят из зеркала) указывает не столько на эти исполинские чудища, сколько на тех, кто может встретить их взгляд в зеркале. А это значит, что виноваты не столько «они», как принято считать, сколько «мы», при том, что нам не так уж даже и уютно в этом «эйфорическом сне» (euphoric dream), которому мы позволяем себе предаться после постройки этих несокрушимых зданий, выросших из Великой депрессии.
«1 сентября 1939 года» — стихотворение прежде всего о стыде. Как вы помните, поэту самому несладко из-за того, что он оставил Англию. Это и помогает ему различить упомянутые лица в зеркале: он видит там свое. Перед нами уже не репортер; в этой строфе мы слышим голос, явственно отчаявшийся: оттого, что все оказались соучастниками событий, начавшихся этой датой, и оттого, что сам говорящий не в силах принудить Коллективного Человека к действию. Вдобавок к этому Оден, пришелец на американском берегу, вероятно, не был уверен в своем моральном праве призывать коренных жителей к действию. Любопытно, что во второй части этой строфы рифма беднеет, теряет уверенность, а тон становится не личным и не бесстрастным, а риторическим. То, что началось как величественное видение, съеживается до фотомонтажной эстетики Джона Хартфилда[154], и, думаю, поэт это чувствует. Отсюда тонкий приглушенный лиризм начальных строк следующей строфы, этой любовной песни интерьеру.
Настоящее лакомство — эта строфа; изумительная словесная фотография: не Хартфилд, а Картье-Брессон[155]. «Они глядят из зеркала» (Out of the mirror they stare) мостит дорогу к «Лицам за стойкой» (Faces along the bar), потому что эти лица вы можете увидеть только в зеркале бара. По контрасту с плакатно-ораторской дикцией последних строк предыдущей строфы, голос здесь частный, ибо это частный, интимный мир, не требующий объяснений. Замкнутое пространство, овеществленная безопасность — в самом деле «форт». Кто-то сказал об Одене, что, о чем бы он ни писал, он никогда не упускал из виду цивилизацию. Точнее было бы сказать, что он не упускал из виду другое: безопасно ли там, где находится он и его предметы, надежна ли под ними почва. Ибо любая почва — это, так сказать, почва для сомнений. И если эта строфа прекрасна, она прекрасна благодаря пронизывающей ее неуверенности.
152
«Пейзаж с моралью» (франц.) — название стихотворения Одена 1939 г. (W. H. Auden. «Collected Poems». New York: Vintage Books; London: Faber & Faber, 1976, 1991. P. 119).
154
Хартфилд, Джон (1891–1968, настоящее имя Хельмут Херцфельд) — немецкий график, создатель антифашистских фотомонтажных плакатов.