Поэтому на У. Х. Одене можно создать многое. Не потому, что он умер, будучи вдвое старше Христа, и не благодаря кьеркегоровскому «принципу повторения». Он просто служил бесконечности большей, чем та, с которой мы обычно считаемся, и он ясно свидетельствует о ее наличии; более того, он сделал ее гостеприимной. Без преувеличения, каждый индивидуум должен знать по крайней мере одного поэта от корки до корки: если не как проводника по этому миру, то как критерий языка. В обеих областях У. Х. Оден справляется отлично, хотя бы из-за их сходства соответственно с Адом и Лимбом[179].
Он был великим поэтом (единственное, что неправильно в этом предложении, — его время, поскольку язык по своей природе ставит то, что в нем достигнуто, неизменно в настоящее время), и я считаю, что мне необычайно повезло, что я его встретил. Но если бы я вообще его не встретил, все равно существовала бы реальность его стихов. Следует быть благодарным судьбе за то, что она свела тебя с этой реальностью, за обилие даров, тем более бесценных, что они не были предназначены ни для кого конкретно. Можно назвать это щедростью духа, если бы дух не нуждался в человеке, в котором он мог бы преломиться. Не человек становится священным в результате этого преломления, а дух становится человечным и внятным. Одного этого — вдобавок к тому, что люди конечны, — достаточно, чтобы преклоняться перед этим поэтом.
Каковы бы ни были причины, по которым он пересек Атлантику и стал американцем, итог состоял в том, что он сплавил оба английских наречия и стал — перефразируя одну из его собственных строчек — нашим трансатлантическим Горацием. Так или иначе, все путешествия, которые он предпринимал — по странам, пещерам души, доктринам, верам, — служили не столько для того, чтобы усовершенствовать его аргументацию, сколько для того, чтобы расширить его речь. Если поэзия когда-нибудь и была для него делом чести, он жил достаточно долго, чтобы она стала просто средством к существованию. Отсюда его автономность, душевное здоровье, уравновешенность, ирония, отстраненность — короче, мудрость. Что бы это ни было, чтение его — один из очень немногих — если не единственный — доступных способов почувствовать себя порядочным человеком. Не знаю, правда, такова ли была его цель.
Последний раз я видел его в июле 1973 года за ужином у Стивена Спендера в Лондоне. Уистан сидел за столом, держа сигарету в правой руке, бокал — в левой, и распространялся о холодной лососине. Поскольку стул был слишком низким, хозяйка дома подложила под него два растрепанных тома Оксфордского словаря. Я подумал тогда, что вижу единственного человека, который имеет право использовать эти тома для сидения.
1983
АКТОВАЯ РЕЧЬ[180]
Дамы и господа выпускники 1984 года.
Сколь бы отважную или осторожную жизнь вы ни выбрали, по ходу ее вам предстоит непосредственное столкновение с тем, что называется Злом. Я имею в виду не реквизит готического романа, а, по меньшей мере, ощутимую социальную реальность вне вашего контроля. Ни добродушие, ни хитрые расчеты от встречи не спасут. Более того, чем вы расчетливее и осторожнее, тем вероятнее свидание, тем резче удар. Жизнь устроена таким образом, что так называемое Зло способно к практически повсеместному присутствию хотя бы потому, что склонно выступать в наряде добра. Вы никогда не увидите, как оно ступает к вам на порог с возгласом: «Привет, я Зло!». Что, конечно, указывает на вторичность его природы, но удовольствие, извлекаемое из этого наблюдения, притупляется от его частоты.
Так что разумно было бы подвергнуть свои представления о добре самой тщательной проверке, пройтись, так сказать, по всему гардеробу, отмечая, что из одежды впору незнакомцу. Это занятие, разумеется, может стать постоянным, и хорошо, если так. Вас удивит, сколько вещей, казавшихся своими и хорошими, без особой подгонки подойдут вашему врагу. Возникнет даже вопрос, не идет ли речь о вашем же отражении, ибо в Зле самое интересное — что это вещь целиком человеческая. Мягко выражаясь, ничего нельзя с такой легкостью вывернуть и носить наизнанку, как чьи-то представления о социальной справедливости, гражданской совести, лучшем будущем и т. д. Верный признак опасности — число разделяющих ваши взгляды; не столько потому, что у единодушия дар вырождаться в единообразие, но из-за вероятности — заложенной в больших числах, — что благородные порывы окажутся поддельными.