В 1811–1812 г. в землях, подвластных Наполеону, сильно носились с идеей добывать «искусственный хлопок», например, из конопли[26]. Делались опыты, читались рефераты в местных «академиях» и земледельческих обществах и т. д.
Интересовался Наполеон и опытами фабриканта Субейрана по выделке материи из смеси хлопка и льна (tissus en lin colonisé), но по ближайшем рассмотрении эти опыты оказались не заслуживающими особого внимания: и по цене, и по качеству эти материи никак не могли конкурировать с настоящими бумажными материями[27].
Более серьезную роль, чем все эти опыты с разведением хлопка в новых местах и с заменой хлопка, суждено было сыграть левантийскому хлопку, который мог доставляться и сухим путем.
На амьенских бумагопрядильнях левантийский хлопок стали употреблять лишь с июня 1808 г., и это потребовало много опытов и причинило фабрикантам много затруднений и неприятностей. Хлопок оказался таким коротким, пыльным, пряжа получилась такая тонкая и рвущаяся, что, по откровенному признанию префекта Соммы, этот хлопок можно было употреблять только вследствие невозможности достать другой. Что касается до неаполитанского хлопка (из Апулии, из Toppe и Кастелламаре), то «хлопок из Апулии и Toppe еще хуже всех сортов левантийского хлопка», а хлопок из Кастелламаре был бы хорош, если бы волокна были длиннее и крепче, но, кроме того, именно хлопка из Кастелламаре не хватает, его очень мало. До 1808 г. возможно еще было пользоваться бразильским хлопком; в самом начале 1808 г. еще можно было доставать луизьянский хлопок, стоивший дешевле даже неаполитанского (6 франков 75 сантимов — 7 франков килограмм, а неаполитанский — 7 франков 50 сантимов — 7 франков 60 сантимов) и бывший лучше. В это время левантийский хлопок служил лишь для выделки грубых сортов материи, а также для фабрикации свечных фитилей[28]. Но когда оборвалась легальная торговля с американцами, конечно, левантийский хлопок должен был начать играть очень крупную роль в экономической жизни Франции.
Бывало даже так, что прядильни данного города или промышленного округа выискивали человека, знающего Восток, и отправляли его в Турцию за левантийским хлопком[29]. Конечно, и тут были стеснения: не всякий левантийский хлопок мог легко дойти до Европы — из Египта, из Сирии хлопок доставлялся морем, а потому и попадал под подозрение.
В то самое время, как в Нормандии, в Пикардии, в центре, на Рейне останавливались бумагопрядильни, французский консул[30] доносил из Сен-Жан д’Акра, что «у Солимана-паши есть 20 000 квинталов хлопка», с которыми означенный паша не знает, что делать; и консул месяцами просил, чтобы паше позволили провезти этот хлопок во Францию и при этом позволили бы его кораблям по пути подвергнуться визитации англичан. Но принцип, положенный в основу миланского декрета, мешал этому.
Одним из существенных последствий изгнания заморского колониального хлопка было сильное понижение качества бумажных материй: фабрикант должен был покупать не то сырье, которое ему бы хотелось купить, а то, которое он находил на рынке[31]. Прежде французские бумагопрядильни не знали и знать не хотели грубый македонский хлопок, а теперь, в 1810 г., он был как бы «насильственно введен», и это вызвало падение качества вырабатываемых во Франции тканей[32].
15 марта 1811 г., в годину кризиса, килограмм хлопка в Руане стоил: сорт Пернамбуко — 18 франков 40 сантимов, луизьянский — 13 франков 50 сантимов, левантийский — 10 франков. (К концу 1811 г. можно отметить некоторое падение цен на хлопок, доходящее до 5–6 и временами до 10%, сравнительно с весенними ценами 1811 г.) Это некоторое понижение цен отчасти объясняется уже констатированным нами (в другой главе) явлением — широко развившейся в 1811 г. системой лиценций, повлекшей большой ввоз в Империю хлопка.
6 декабря 1811 г. Наполеон издал декрет, позволявший ввоз во Францию испанского хлопка (так называемого motril’я), который по длине и тонкости волокна, а также по крепости его не уступал лучшему американскому сорту, вывозившемуся прежде из Георгии. Но ввоз этого сырья из Испании был обусловлен одновременным вывозом из Франции в Испанию шелковых тканей на ту же цену. Это обстоятельство помогало шелковой промышленности, но вредило бумагопрядильной: продажа шелка в Испании была убыточна (уже из-за тарифа) и сильно удорожала испанский хлопок. В первые же месяцы обнаружились эти недочеты декрета от 6 декабря. Приходилось в явный для себя убыток покупать шелковые материи, вывозить их в Испанию, лишь бы раздобыть нужное количество хлопка[33].
26
Британский музей, № 8247, b. 23.
27
Нац. арх. AF. IV — 1242. Paris, le 14 janvier 1811.
28
Нац. арх. F12 1561. Département de la Somme, filatures des cotons etc. (Fait à Amiens, le 14 mai 1809. Доклад префекта Соммы министру внутренних дел).
29
Так, в 1808 г. был командирован некий Peretié (Нац. арх. F12 549–550.
30
Нац. арх. F12 616–617.
31
Нац. арх. AF. IV — 1318. Докладная записка Сен-Кантенской совещательной палаты, от 7 мая 1810 г.:…la rareté des cotons oblige le manufacturier à se pourvoir non laines qu’il voudrait avoir et dont il a besoin, mais de celles qu’il trouve sur la place. Il est résulté de cet état de choses un nouveau système de fabrication.
32
Там же:…les cotons de Macédoine… autrefois rebutés, non sans motif, et maintenant au premier rang… La qualité des toiles s’en ressentent…