Железная система, при помощи которой русский деспотизм правит Польшей, и в настоящее время действует столь же неумолимо, как и всегда. Делается все возможное, чтобы на каждом шагу напоминать несчастному поляку, что он раб. Даже на указательных столбах на обочинах надписи должны быть на русском языке и русскими буквами; ни одного польского слова употреблять не разрешается. Польский язык изгнан из всего судопроизводства. Немецкая песня «Цыганский мальчик на севере», которая не содержит ни малейшего намека ни на Россию, ни на Польшу, а выражает лишь огромное желание вернуться на родину, была переведена на польский язык, но запрещена русской цензурой, как патриотическая, и поэтому, разумеется, крамольная песня. И неудивительно, что Николай стремится заставить замолчать немецкую прессу, тот единственный канал, по которому мир узнает о подобных фактах. Я должен сообщить, однако, еще один факт: шесть поляков, солдат русского пограничного полка, дезертировали, но были пойманы, не успев достигнуть Пруссии. Они были приговорены к 1.500 ударов кнутом каждый; наказание имело место, их родным было приказано присутствовать при этом; только трое из шести выдержали это телесное наказание.
Написано Ф. Энгельсом в первой половине мая 1844 г.
Напечатано в газете «The Northern Star» № 340, 18 мая 1844 г. с пометкой редакции: «От нашего собственного корреспондента»
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
Пивные бунты
Баварское пиво – самый прославленный из всех сортов этого напитка, изготовляемых в Германии, и, вполне понятно, что жители Баварии весьма охотно употребляют его и в довольно больших количествах. Правительство установило новый налог в 100 шиллингов ad valorem[34] на пиво, вследствие чего вспыхнул бунт, который продолжался более четырех дней. Рабочие собирались большими толпами, устраивали уличные шествия, осаждали пивные лавки, разбивая окна, ломая мебель и разрушая все, что встречалось на пути, чтобы таким способом отомстить за повышение цен на их излюбленный напиток. Были вызваны войска, но один конногвардейский полк, когда была дана команда «по коням», отказался ее выполнить. Полицейских, ненавистных, как и всюду, народу, жестоко избили и сильно помяли участники бунта; на всех участках, охраняемых ранее полицией, пришлось расставить солдат, которые, будучи в хороших отношениях с народом, вызывали меньше озлобления и проявляли явное нежелание вмешиваться в это дело. Они вмешались только тогда, когда подвергся нападению королевский дворец, и при этом они довольствовались тем, что заняли лишь позицию, позволявшую не допустить бунтовщиков ко дворцу. На следующий день вечером (2 мая) король[35], приняв в своем дворце много знатных гостей по случаю только что отпразднованной свадьбы одного из членов королевской семьи, отправился в театр; но когда после первого акта у театра собралась толпа, угрожая напасть на него, все зрители покинули зал, чтобы узнать, в чем дело. Его величеству и его знатным гостям пришлось последовать за публикой, дабы не остаться в одиночестве на своем месте. Французские газеты утверждают, что король по этому случаю отдал приказ солдатам, выставленным у театра, открыть по народу огонь, но что солдаты отказались. Немецкие газеты не упоминают об этом, как это и следовало ожидать от подцензурной печати. Но поскольку французские газеты нередко бывают плохо осведомлены о внешних событиях, мы не можем ручаться за достоверность этого утверждения. Из всего этого, однако, видно, что король-поэт (Людвиг, король Баварии – автор трехтомного собрания неудобочитаемых стихов, путеводителя по одному из его дворцов{102} и т.п.) оказался в очень затруднительном положении во время этого бунта. В Мюнхене, в городе, заполненном солдатами и полицией, резиденции королевского двора, бунт продолжался четыре дня, и несмотря на большое количество войск, его участники в конце концов добились своей цели. Король восстановил спокойствие, издав указ о снижении цены на кварту пива с 10 крейцеров (3¼ пенса) до 9 крейцеров (3 пенса). А коль скоро народ узнал, что может, напугав правительство, заставить его отказаться от своей налоговой системы, то он скоро поймет, что также легко будет напугать правительство и когда речь пойдет о более серьезных делах.