То же воздействие имеет место и в случае изобилия, когда торговля тормозит подвоз, искусственно вызывая опасения избытка. В первом случае она действует положительно, скупая и изымая из обращения съестные припасы; во втором случае она действует отрицательно, не покупая товары и допуская падение цены до такого уровня, что крестьянин не может даже вернуть себе своих издержек производства. Отсюда проистекает восьмая характерная особенность торговли – изобилие, вызывающее депрессию.
Торговля отвечает, что ей незачем покупать, раз не предвидится прибыли, и что она не настолько безрассудна, чтобы перегружать свои амбары зерном, если нет никакой надежды на повышение цены и если она может с гораздо большей пользой вложить свои капиталы в такие товары, нехватка которых, легко увеличиваемая посредством скупки, сулит ей прибыль.
Не правда ли, удобные и приятные принципы в социальной системе, где только и говорят, что о взаимных гарантиях? Итак, торговля, когда ей заблагорассудится, освобождается от обязанности служить социальному телу. Это похоже на то, как если бы армии позволяли уклоняться от боя в момент опасности и нести службу, считаясь только со своими интересами, а не с интересами государства. Такова наша торговая политика, так односторонне понимает она все обязательства[110].
В 1820 г. в различных провинциях, где цена в 4 франка лишь покрывает издержки производства, хлеб упал в цене ниже трех франков. Этого не случилось бы, если бы французская торговля, как это должно было быть при системе взаимности, приспособляющейся к интересам обеих сторон, заблаговременно закупила бы продовольствие для снабжения 30 миллионов населения в течение шести месяцев. Эта резервная масса, извлеченная из обращения и скрытая в амбарах, поддержала бы цену остатка зерновых, и крестьянин не страдал бы от обесценения своих продуктов и невозможности их продать. Но наша торговая система действует как раз в противоположном смысле; она усиливает гнет от изобилия и бедствие голода и, таким образом, действует разрушительно в обоих направлениях.
Я выбрал восьмую особенность – изобилие, вызывающее депрессию, чтобы показать, что существующий метод торговли таит в себе пороки как отрицательные, так и положительные и часто грешит невмешательством и неумением оказать в случае необходимости даже легко выполнимую услугу. Ибо, когда во время голода требуется 500 миллионов для скупки зерна, то они сейчас же оказываются налицо; но если эта сумма нужна для мер предосторожности, для пополнения амбаров в период избытка, то не найдется и пятисот талеров[111]. Нет ни взаимности, ни гарантии в договоре, заключенном между социальным телом и корпорацией торговцев. Торговая корпорация служит только своим собственным интересам, а не интересам общества, и в результате получается, что многочисленные капиталы, которые она пускает в оборот, представляют собой кражу, совершенную у производства в целом. Это хищение я назвал в таблице в пятом пункте характерных особенностей: «отвлечением капиталов».
Таким образом, на обоих полюсах торговли не существует ни малейших обязательств в отношении социального тела, которое, связанное по рукам и ногам, отдается на пожирание Минотавру и гарантирует ему деспотическую власть над капиталом и жизненными средствами. Именно деспотическую власть! Ибо после стольких громких слов, сказанных против деспотизма, все еще не обнаружили того действительного деспотизма, каким является деспотизм торговли, этот истинный сатрап цивилизованного мира![112]
Из всего сказанного следует, что механизм цивилизации обеспечивает торговцам полную безнаказанность за подделку денег, преступление, наказуемое у других категорий смертью, и что предлогом для этой безнаказанности является помощь, которую торговцы якобы оказывают обращению; на самом же деле они ему в этой услуге отказывают: в положительном смысле – путем искусственного затора источников снабжения, в отрицательном – посредством изобилия, вызывающего депрессию.
К такой обманчивости результатов присоединяется еще отсутствие каких-либо принципов. Экономисты признают, что их наука вовсе не имеет определенных принципов; и это, действительно, верх беспринципности – предоставить полную свободу действия категории до такой степени развращенных агентов, каковыми являются торговцы.
112
В данном абзаце текст Фурье передан Энгельсом в несколько сокращенном и вольном переводе.