Иоанн. Ясное растолкование. В немногих словах ты показал многое. Но я хотел бы знать, в каком смысле ты понимаешь, что округлость совершенного мира — образ? Ведь образ всегда может быть совершеннее.
Кардинал. Знаю, что округлость одной круглой вещи округлее другой; так что среди округлых вещей мы неизбежно приходим к округлому максимальной округлости, совершеннее которой нет, потому что невозможно идти до бесконечности! Это и есть округлость мира. Все округлое округло в силу причастности к ней; приобщимая округлость мира присутствует во всем круглом внутри этого мира, несущем образ округлости мира. С другой стороны, хотя округлость мира максимальная, больше которой действительным образом ничего нет, она все-таки не есть сама абсолютная истиннейшая округлость. В этом смысле она образ абсолютной округлости. Округлый мир — не сама по себе округлость, больше которой не может быть, а только округлость, больше которой действительным образом нет. Абсолютная округлость, со своей стороны, не соприродна округлости мира, она — причина и прообраз последней, округлость мира — ее образ. В круге, не имеющем начала и конца, поскольку ни одна его точка не больше начало, чем конец, я вижу образ вечности[298]. Поэтому и округлость, коль скоро она такая же, я называю образом вечности.
Иоанн. Соглашусь. Но скажи: нельзя ли, как мы называем мир округлым, назвать его также и вечным? Если вечность и та абсолютная округлость — одно и то же, то вечное будет тождественно округлому.
Кардинал. Не думаю, что разумный будет отрицать вечность мира. Хотя мир — не вечность. Только всеобщий творец вечен так, что он же и вечность. Если что-то еще называется вечным, то не потому, что оно само вечность, а потому, что существует благодаря причастности к вечности или от нее: вечность предшествует всему вечному, кроме лишь того вечного, которое одно и то же с вечностью. Вечность мира, поскольку она — вечность мира, тоже раньше вечного мира. От нее мир вечен, как белое бело от белизны. Вечность мира образует вечный — то есть нескончаемый, или постоянный, что и называется вечный, — мир, поскольку она обладает тем, чем является абсолютная вечность. Никогда не было истинным сказать «Вечность есть», чтобы не было так же истинным сказать «Мир есть», хотя мир, есть то, что он есть, от вечности[299].
Иоанн. Тогда, если правильно понимаю, может быть только один мир, максимально округлый и вечный.
Кардинал, Верно понято. В самом деле, как среди круглого мы с необходимостью приходим к одному актуальному максимуму, а среди горячего — к огню, который максимально горяч, так должен быть только один мир. У него столько округлости, что он максимально приближается к самой вечной округлости. Из-за этого он и невидим — отчего тоже может называться вечным, по слову апостола Павла, что невидимое вечно[300]. Мир называется вечным не потому, что он безначален, а именно потому, что всегда, если было истиной сказать «Вечность есть», истиной было также и сказать «Мир есть»; ведь мир не начался во времени, миру предшествовало не какое-то время, а только единая вечность. В этом смысле и время иногда называется вечным, подобно тому как пророк говорит о вечном времени[301]; время тоже не имело начала во времени: не какое-то время предшествовало времени, а только вечность. Время называется вечным потому, что течет из вечности; так же и мир вечен, потому что он от вечности, а не от времени. Но миру это имя вечного подходит больше, чем времени, потому что длительность мира не зависит от времени: с прекращением движения неба, а тем самым времени, которое есть мера движения, еще не прекратится мир, однако с полным исчезновением мира исчезнет и время, так что миру больше пристало называться вечным, чем времени. Теперь, вечность, сотворившая мир, есть Бог, который сделал все, как захотел[302]. Мир создан не таким совершенным, чтобы при его сотворении Бог сделал все, что мог сделать, хотя мир стал таким совершенным, каким мог стать. Иначе говоря, Бог мог создать как более совершенный и округлый мир, так и менее совершенный и менее округлый, хотя мир стал таким совершенным, каким только мог быть: он стал тем, чем мог стать, то есть вся его возможность стать осуществилась, но эта его возможность стать, которая в нем стала, не то же самое, что абсолютная возможность создать во всемогущем Боге; в Боге возможность стать и возможность создать — одно и то же, однако возможность стать каждой вещи не то же, что божественная возможность создать. Отсюда видно, что Бог сотворил мир, как захотел. Из-за этого мир «совершенен весьма», ведь он создан по свободнейшей воле всеблагого Бога. Поскольку об этом можно подробно прочесть у меня в других местах[303], здесь пусть будет достаточно сказанного.