Иоанн. Как же она продолжает существовать?
Кардинал. Нельзя не согласиться, когда человека называют микрокосмом, или малым миром. У него есть душа. Так же, наверное, и у большого мира есть душа. Одни называют ее вселенским духом (spiritum universorum), который все изнутри питает, единит, связует, растит и движет[315]; эта сила мира, которая движет и сама себя, и все вещи, — мы о ней говорили[316] — постоянна, будучи вращательным и круговым движением, которое заключает в себе всякое движение, как круглая фигура свертывает в себе всякую фигуру[317]. Многие называют эту душу также сложной необходимостью[318]. Еще другие — судьбой в субстанции, которая все упорядочение развертывает из себя[319]. Весь телесный мир относится к ней, как тело человека к его душе. Она присутствует ощущающей душой в ощущающем, вегетативной в растительном и стихийной в стихиях, и если прекращает придавать растительную силу (vegetare) какому-то дереву или жизненную силу животному, то от этого еще не перестает существовать, как сказано о человеческой душе.
Иоанн. Значит, у одного животного или дерева и у другого — не разные души?
Кардинал. Выходит, надо признать это: по субстанции у всех них одна-единственная душа и они различаются только привходящими свойствами, как у человека зрительная сила по своей субстанции не отличается от силы слуха, поскольку одна и та же душа выступает и зрительной силой, и силой слуха, но привходящими свойствами они различаются, поскольку зрительной силе приходится быть в глазу, а не в ухе, — причем в одном глазу, лучше приспособленном для выполнения своего действия, иначе, чем в другом.
Иоанн. Следуя такому взгляду, можно признать, что мир трехсложен: малый, то есть человек, максимальный, то есть Бог, и большой, называемый универсумом. Малый — подобие большого, большой — подобие максимального. Но если человек — малый мир, то спрашивается, будет ли он еще частью большого?
Кардинал. Конечно: человек есть малый мир таким образом, что он же и часть большого. Так или иначе, целое светится во всех своих частях, раз часть есть часть целого, как есть отблеск целого человека в его руке, находящейся в пропорциональном отношении к целому; но все-таки в голове, например, отблеск совершенной цельности человека более совершенен. Равным образом отблеск всего универсума есть на каждой его части, потому что все стоит в своем отношении и в своей пропорции к целому; но в той его части, которая зовется человеком, его отблеск больше, чем в какой бы то ни было другой. Поскольку совершенная цельность универсума больше просвечивает в человеке, человек оказывается совершенным миром, хоть и малым, оставаясь в то же время частью большого. Соответственно, что универсум имеет универсально, то и человек имеет — обособленно, частно и раздельно. И, поскольку может быть только один универсум, но много обособленного, частного и раздельного, то многие обособленные и раздельные люди несут в себе вид (species) и образ единого совершенного универсума и в таком разнообразном множестве бесчисленных малых текучих, сменяющихся друг другом миров устойчивое единство большого универсума развертывается с наибольшим возможным совершенством[320].
Иоанн. Если правильно понимаю, то, как универсум есть единое и большое царство, так и человек есть царство, только маленькое, внутри большого царства, наподобие королевства Богемии внутри Римской, всеобщей империи.
Кардинал. Превосходно. Действительно, человек — царство, подобное царству универсума, но основанное в части универсума. Пока зародыш в лоне матери, он еще не обособленное царство, но с сотворением разумной души, вкладываемой в него при этом сотворении, он становится отдельным царством, имеющим собственного царя, и называется человеком. А с уходом души он перестает быть человеком и царством, тело же, как было до прихода разумной души в универсальном царстве большого мира, так и возвращается в него, подобно тому как Богемия до возникновения своего королевства входила в империю и останется в ней, когда у нее не будет своего короля. Таким образом, человек непосредственно подвластен своему собственному царю, правящему в нем, и лишь опосредствованно подвластен после этого царству мира, но когда еще не имеет царя или когда перестает быть [отдельным царством], непосредственно подчиняется царству мира. В эмбрионе природа, или душа мира, проявляет свою вегетативную силу так же, как в других существах, обладающих вегетативной жизнью; она продолжает проявлять ее иногда еще и у мертвых, у которых растут волосы и ногти: она делает это в них так же, как и в других телах, не имеющих своего царя. А в каком смысле человек есть самостоятельное, свободное и благородное царство, я говорил подробнее в других местах[321], — и прекрасно созерцание, в котором, познавая сам себя, находя в своем, пускай маленьком, царстве все в достатке и без ущерба, видя себя счастливым, если хочет, человек достигает высшего удовлетворения! Здесь пусть это будет затронуто так, как позволило время.
318
О