Альберт. Если всякое различение свернуто в десятке, то почему ряды (progressio) останавливаются на четверице[348]? В самом деле, насчитывают только четыре причины, или основания, вещей, четыре элемента, четыре времени года и так далее о многом.
Кардинал. Если будешь считать от максимального внешнего круга до минимального внутреннего, центрального, откладывая сначала один раз один, потом два раза один, потом три раза один и, наконец, четыре раза один, то конец четверки попадет на центр. Ты видишь так, что один да два да три да четыре вместе составляют десять; ряды заканчиваются на четверке, поскольку нет различения, или числа, которого бы в них не оказалось. Однако во всяком числе ты не видишь ничего, кроме единицы, причем нет и не может быть больше одной единицы: многое не есть единое. Так во всех кругах ты не увидишь ничего, кроме крута одной и той же сущности, хотя окружность одного больше окружности другого, как это обязательно получится, когда окружностей много, поскольку многим одинаково отстоять от одного и того же центра невозможно. За множеством приходит инаковость. И хотя во всем сущем бытие только одно и все сущее в этом бытии, своем Боге, так что для различения всего сущего как такового требуется различение единственно одного бытия, тем не менее, раз множеству сопутствует инаковость, для различения всего сущего в его множественности необходимо число, различитель инаковости, без которого невозможно отличить одно от другого.
Альберт. Значит, Бог не познает сущего? Познание — различение, а оно не представляется возможным без числа!
Кардинал. Познание у Бога есть бытие. Бытие Бога есть бытийность. Познание Бога — присутствие божественной бытийности во всем сущем. Наш ум пребывает в познаваемом не так, как Бог, который, познавая, творит и образует: наш ум, познавая, только различает сотворенное, охватывая все своей понятийной силой. Если Бог имеет в себе все прообразы так, что может все образовать, то ум имеет в себе все прообразы так, что может все познать. Бог — творящая сила, сообразно этой силе Он дает всему истинно быть тем, что оно есть, поскольку Он бытие сущего; наш ум — познавательная (notionalis) сила, сообразно этой силе Он дает всему бытие в своем понятии. Тем самым истина его объект, и если Он уподобит ей свое представление, то будет иметь все вещи в своем понятии, где их называют мысленными сущностями; скажем, камень в понятии не реальная, а мысленная сущность (ens rationis). Так что, видишь, Бог не нуждается в числе, чтобы различать, и только наш ум не различает инаковость и разнообразие вещей без числа.
Альберт. Не творец ли творит также и инаковость? Если да, то, поскольку Он во всяком случае не может творить без понимания, а понимания инаковости нет без числа, Он различает с помощью числа.
Кардинал, Бог творит все, подверженное инаковости, изменению и разрушению — тоже. Но инаковости, изменчивости и разрушения Он не творит; Он сама бытийность и творит не погибель, а бытие. Разрушимость и изменчивость у вещей не от творца, но они случаются с вещами[349]. Бог — действующая причина материи, не лишения и недостатка, а способности (орроrtunitatis), или возможности, которым сопутствует недостаток, так что нет способности без недостатка[350], которому случается быть при ней. Зло, и возможность грешить, и смерть, и порча не творения Бога, который есть бытие. Никакой сущности не может поэтому принадлежать инаковость, потому что ни у инаковости нет бытия, ни ее нет в бытии; так сущности двоицы не принадлежит инаковость, хотя именно в силу того, что существует двоица, при ней случается быть инаковости. Как горох, разом брошенный на ровную мостовую, разлетается так, что ни одна горошина не движется и не останавливается наравне с другой, а у каждой свое место и движение, однако вся инаковость и разнообразие не от бросившего, который бросил все разом и одинаково, но от случившихся обстоятельств, коль скоро невозможно, чтобы [многие] горошины двигались одинаково и останавливались в одном и том же месте.