И еще. Если хорошенько рассмотришь, увидишь в том окрашенном воздухе подобие человека. В самом деле, человек есть тело, душа и дух. Тело подобно воздуху, душа — идее цвета, повсюду пронизывающего этот воздух, формирующего и расцвечивающего его, а дух — лучу света, освещающему цвет. Если бы наша разумная душа не имела в себе светящего в ней духа различения, мы не были бы людьми и ощущали бы все не отчетливее, чем другие живые существа. Этот светящий в нас свет дается свыше[421] и не смешивается с телом; но что различает именно свет, мы видим на опыте и достовернейше знаем, что от этого нечувственного света у нас все различение, а с ним просвещение и совершенствование нашей животности. Если бы этот свет не светил в нас, мы совершенно уничтожились бы, как не видно никакого расцвеченного воздуха, когда солнечный луч перестает пронизывать цветное стекло.
И небо подобно такому стеклу. Оно содержит в себе зодиак[422], или круг жизни. А сила творца всего подобна лучу. Из этих кратких слов извлеки материю для созерцания, которую, если захочешь, сможешь расширить.
Остается еще рассуждение о нашей сладостнейшей вере, превосходящей все своей достоверностью, единственной причине счастья; к раздумьям о ней обращайся основательно и часто.
Заключение. Более подробно наши прочие мысли об этих вещах найдешь в наших разных книжках, которые сможешь прочесть после этого компендия. И ты увидишь, как везде одно и то же первое начало по-разному открывалось нам и как мы по-разному описывали его различное проявление.
Эпилог, Все это руководство направлено на единую цель (obiectum); ведомый к ней Христом, Словом божиим, апостол Филипп говорил: «Господи, покажи нам Отца, и довольно для нас»[423]. Отца Слова и равенства, всемогущего, мы выше называем «возможностью»; он единая цель и зрения ума, и чувственного зрения — зрения ума каков он в себе, чувственного зрения как он обнаруживает себя в знаках. Он — само могу (posse), могущественней которого ничего нет. Поскольку в Нем все, что может быть, то и все, что может быть, — в Нем, без его изменения, увеличения или уменьшения. Все вещи суть не что иное как то, чем они могут быть, а возможность, могущественнее которой нет ничего, составляет всю возможность бытия, и поэтому для всего, что есть, нет другой причины, кроме самой этой возможности быть: вещь есть потому, что есть возможность быть; и она есть это, а не другое, потому что есть высшее равенство[424]; и она едина, потому что есть высшее единение[425]. Так что во всем и через все зрению ума предстает только [возможность], ничего могущественнее которой нет. Это зрение не стремится ко многим и различным вещам, потому что не склонно ко множественному и различному, а природно тянется к самому могущественному, в чьем видении[426] оно живет и успокаивается. Поскольку сила, сильнее которой ничего нет, есть максимально единая сила, то оно называет ее единством, сильнее которого ничего нет, а вещи, какие могут быть, называет числами. Но цель зрения ума — всемогущее, неизменное и неразмножимое единство, а не число, потому что в числе нет ничего, что он желал бы видеть, кроме самого единства, в котором все, что есть, чем может быть или во что может развернуться любое число: ум смотрит на исчисляющее во всяком числе[427], не на число. И ничего не может быть ни в каком как угодно большом или малом, четном или нечетном числе, кроме этой силы, могущественнее которой нет ничего и которая именуется единством[428]. Так что опять цель зрения ума есть не что иное как возможность, могущественнее которой нет ничего, поскольку она одна без своего изменения может быть всем, будучи тем, без чего не может быть ничего; ведь как что-то могло бы быть без возможности быть? В конце концов если бы что-то могло быть без нее, то все равно, без возможности, могло бы!
А цель чувственного зрения — та или иная чувственно постигаемая вещь, которая тоже, раз она только то, что может быть, есть та же цель зрения ума, — не сама по себе, как она предстает уму, а в чувственно постигаемом знаке, как она предстает чувственному зрению. Сама возможность, могущественнее которой пет ничего, хочет, чтобы ее можно было видеть, и от этого все существует. Вот причина причин и целевая причина, от которой все. Все причины вещей в своем бытии и в своей познаваемости подчинены ей.
428
Это отождествление (перво)