7. О единой причине всеобщей возможности стать
Предел, где успокаиваются все мои предположения в охоте за мудростью, — в единстве творящей причины всего, всеобщей возможности стать; в знании, что она предшествует всякой возможности стать как ее предел. Она не допускает ни именования, ни приобщения, но все приобщается к ее подобию. Приобщающиеся разнообразны. Во всех вещах, причастных к подобию этой причины одним и тем же видом подобия, мы приходим к единому, которое максимально обладает данным свойством, выступает первым, высшим или изначальным в данном виде причастности и в ряду других вещей того же вида максимальным образом и само по себе таково, тогда как другие вещи того же ряда причастны к его определенному виду причастности; скажем, свет, подобие первой причины, прежде всего и изначально сияет как в светлом самом по себе в чем-то максимально светлом, например в солнце, а в других светлых вещах — как в причастных солнечному свету. Однако причина солнечного света не имеет ничего общего со светом солнца: она причина всего, и значит, ничто из всего.
Теперь я изложу, путями каких рассуждений я хотел бы вести свою охоту, чтобы ты мог понять и рассудить как вышесказанное, так и последующее.
Ясно, что первое начало не стало, раз все становится не само по себе, но только от него как первого. А что не стало, то не может распасться пли погибнуть, и мы называем его вечным. Наоборот, поскольку возможность стать не может вывести себя в акт — выведение есть уже акт, и этим предполагается, что пассивная потенция не выводит сама себя в актуальность, отчего акт раньше потенции, — то возможность стать не есть вечное начало. Верно говорил один святой учитель[450], что утверждать всегдашнее существование пассивной потенции ересь; потенция следует за первой причиной. Опять-таки великий Дионисий в главе девятой «О Божиих именах» тоже называет вечное первоначало непреложным, неизменным, несмешанным, нематериальным, простейшим, ни в чем не нуждающимся, неувеличиваемым, неуменьшаемым, неставшим, всегда существующим[451]. Что это и все подобное так, видит заметивший, что первое [начало] идет раньше возможности стать. Шаткое, изменчивое, материальное, увеличиваемое, уменьшаемое, становящееся и все подобное выдает пассивную потенцию и никак не предшествует возможности стать, почему не может быть приписано вечному началу. Я беру две вещи, неувеличиваемость и неуменьшаемость, устремляюсь с ними на свою охоту и говорю: неувеличиваемое не может быть больше, и, значит, оно максимум; неуменьшаемое не может быть меньше, и, значит, оно минимум. Поскольку [первое] есть вместе максимум и минимум, оно ни в коем случае не меньше, раз максимум, π не больше, раз минимум, чего бы то ни было: оно формальная, или прообразующая, точнейшая причина и мера всего, будь то великого или малого, как в книге о берилле я показал на символе угла (максимальный угол — с необходимостью вместе и минимальный, точнейшая формальная причина всех углов, какие могут быть[452]). Причем [первое] не только формальная, но и действующая и целевая причина, как показывает тот же Дионисий, где пишет о прекрасном[453]: красота, которая уже есть все то, что может быть, неувеличиваемая и неуменьшаемая, будучи максимальной и вместе минимальной, есть действительность возможности стать всего прекрасного, производит все прекрасное, сообразует все — в меру его способности вместить — с собой и обращает к себе. То же касается благого, поскольку оно есть все, чем может быть, истинного, совершенного и всего, что мы восхваляем в творении. Когда они суть то, чем могут быть, мы видим их в Боге вечным Богом. Недаром мы хвалим в Боге всеобщую производящую, формальную и целевую причину. Главное, надо заметить, что возможность стать не находит предела ни в чем следующем за ней, то есть могущем стать: ее начало и предел одно и то же. Подробней об этом ниже[454].