Кардинал. Ты уловил, отец аббат, корень предпринятого рассуждения. И посмотри, как это соображение, невыразимое во многих речах, может быть схвачено в кратчайшем слове. Предположим, что некое выражение в простейшем знаке может выражать столько же, сколько такое сочетание: возможность обладает бытием, то есть сама возможность есть. И поскольку то, что есть, есть действительно, постольку «возможность обладает бытием» означает столько же, сколько и «возможность обладает действительным бытием». Употребим здесь выражение «возможность-бытие» (possest). В нем во всяком случае схватывается все, и оно есть достаточно подходящее имя Божие, соответственно человеческому о Боге понятию. Оно есть имя всех вообще и отдельных имен и равным образом — ни одного из них. Поэтому, когда Бог хотел вначале открыть понятие о себе, он говорил: «Я Бог всемогущий», то есть «действительное бытие всякой возможности»[192]. И в других случаях: «Я Тот, Кто есмь»[193], ибо он есть тот самый, кто есть. Ведь относительно того, что еще не является тем, чем оно может быть и чем его можно мыслить, неправильно употреблять выражение «абсолютное бытие». Там, где мы переводим: «Я Тот, Кто есмь», греческий текст гласит: «Я есмь Сущий»[194]. Ведь он есть форма бытия или же форма всякой могущей получить форму формы. Творение же, которое не есть то, чем оно может быть, не обладает просто бытием. Один только Бог обладает бытием совершенно и вполне. Это имя, следовательно, ведет созерцающего превыше всякого чувства, рассудка и разума к мистическому видению, которое есть конец восхождения для всякой познавательной способности и начало откровения неведомого Бога. Когда же, оставив все, взыскующий истины возвысится над самим собою и найдет, что невозможно ему ближе подступить к невидимому Богу, который остается для него невидимым, — поскольку ни при каком свете своего разума увидеть его он не может, — тогда он ждет в благоговейнейшем томлении всемогущее оное солнце, чей восход рассеет тьму и озарит его, чтобы настолько ему невидимого Бога видеть, насколько Бог себя самого обнаружит. Так я понимаю апостола, согласно которому Бог, по твари мирской познанный, — то есть когда мы понимаем, что самый мир есть творение и, выходя за пределы мира, ищем его творца, — так вот, Бог обнаруживает самого себя как Творца мира перед теми, кто ищет его в совершенной вере[195].
Иоанн. Куда, отец, ты ведешь нас, мирских, выше мира? Ты простишь, если я в твоем присутствии поговорю с Бернардом. Скажи, муж, исполненный усердия, понял ты, что было сказано?
Бернард. Надеюсь, что несколько понял, хотя и немного.
Иоанн. Как ты понимаешь, что в возможности-бытии все охватывается?
Бернард. На основании того, что просто возможность есть всякая возможность. Поэтому, если бы я увидел, что эта всякая возможность существует в действительности, то, конечно, ничего, кроме этого, не оставалось бы. Ведь если бы оставалось что-нибудь еще, то оно непременно могло бы быть. Поэтому его не оставалось бы, а просто оно оказалось бы пропущенпым.
Иоанн. Ты прав. В самом деле, если не существует возможность бытия, то ничто не существует. А если она есть, то все, что есть, существует в ней, и за ее пределами нет ничего. Следовательно, все, что произошло, по необходимости существовало в ней от века. Ведь то, что произошло, всегда было в возможности бытия, без которой не произошло ничего. Ясно, что возможность-бытие есть все и все обнимает, поскольку иным образом не может ни существовать, ни возникать ничего, что в ней не заключалось бы. В ней, стало быть, все существует, и движется, и есть то, что оно есть, чем бы оно ни было. Но как ты понимаешь, что восходящий должен стать выше себя самого?
Бернард. На основании того, что это не достигается никакой степенью познания. Именно, чувство не достигает ничего, кроме количественного; так же и воображение. То же, что просто, что не может быть больше или меньше, чего нельзя разделить или удвоить, — то не достигается никаким чувством и даже самой утонченной фантазией. И самый возвышенный интеллект не может постичь бесконечное, неограниченное и единое, которое есть все и в котором нет различия противоположности. Интеллект понимает только тогда, когда он уподобляет себя понимаемому, поскольку понимать — значит уподобляться понимаемому и самим собою, то есть в интеллекте, измерять его. Но это невозможно в отношении сущего тем, что может быть, Так, оно, например, неизмеримо, раз не может быть большим. Так как же его может постичь интеллект, который никогда не бывает настолько велик, чтобы не быть в состоянии стать еще больше?
194
Или: «бытие», ego sum entitas, при тексте септуагинты ego eimi ho on. Греч, on связывается с бытием (и единством, см. Об уч. незн. I 8, 22) по Тьерри Шартрскому (Комментарий... II 22): «Единство — как бы естинство (onitas), от греческого on, что значит бытие (entitas)».