Совершенствование познания невозможно без стремления к выработке все более точного и гибкого научного и философского языка. И это очень не простая задача, подчеркнул наш философ в 8-м параграфе III главы сочинения «О теле»: «...язык, что паутина: слабые... умы цепляются за слова и запутываются в них, а сильные легко сквозь них прорываются» [12]. Слабость ума и состоит в том, что он не понимает многозначности слов, почему и запутывается в них, «как птица в силке,- говорится в указанном выше месте «Левиафана»,- и, чем больше усилий употребит, чтобы вырваться, тем больше увязнет» [13]. Осознание неоднозначности слон и выявление их многозначности имеет у Гоббса прямое отношение к объяснению достоверности научного знания математического тина. Здесь снова проявилось различие между рационалистической методологией Декарта и сенсуалистической методологией Гоббса. Для первого из них, как уже отмечалось, исходные основания знания – интеллектуальные интуиции, предельные, абсолютные истины, непосредственные усмотрения понятийно мыслящего ума – главные проявления присущего ему «естественного света». Сенсуалистическая позиция Гоббса исключает такие внеопытпые понятия. Английский философ не признает интуиции и противопоставляет им дефиниции – по возможности точные определения слов, фиксирующие то их содержание, которого требует научный контекст. «Свет человеческого ума,- подчеркнуто в V главе «Левиафана» («О рассуждении и научном знании»),- это вразумительные слова, однако предварительно очищенные от веяной двусмысленности точными дефинициями» [14]. Следовательно, составление точных определений, снимая проблему интеллектуальных интуиции, играет первостепенную роль в сенсуалистическо-номиналистической методологии Гоббса. Значение таких определений и в том, что они проясняют темноту схоластических универсалий. С помощью строгих определений Гоббс стремился к уточнению, максимальному ограничению понятий аристотелевской «первой философии», от которых зависело множество более частных понятий других наук.
Различие в научно-философской методологии Гоббса и Декарта отнюдь не исчерпывалось только противопоставлением дефиниций интуициям. За таким противопоставлением скрывалась и более глубокая противоположность номиналиста и сенсуалиста, склонявшегося в своем учении о бытии к материализму, и рационалиста, который в своем убеждении в самодостаточности мышления (и даже человеческого духа вообще) раскалывал бытие на телесное и духовное, чтобы в конечном итоге утвердиться на позициях идеализма.