Оставалось признать свое полное бессилие, что инспекция и сделала: «неисполнение правил» стало «принципом фабрикантов», продающих купцам свои товары, никем не осмотренные [192], и инспекция с этим примирилась. Но тогда оставалось примириться и с тем, что и в городах никто с регламентацией считаться больше не станет.
Выше мы упоминали о старинном производстве металлических предметов (особенно ножей), которыми с XVI в. славились деревни области города Тьера в Оверни. Тут мы наблюдаем ту же картину, что и в текстильной индустрии: регламент существует, но деревенские «фабриканты» его знать не хотят, а городские жалуются и просят избавить ввиду этого и их от исполнения предписанных законом правил. Деревенские «фабриканты» представляют большинство, городские — меньшинство, говорит нам мемуар инспектора мануфактур за 1777 г., заставить это большинство исполнять правила он не советует, значит остается один логический вывод: примириться с фактическим уничтожением регламента также и в городе. Этот логический вывод инспектор овернских мануфактур и делает. Он приходит к мысли об уничтожении и цеха кожевщиков и правил, обязательных для производства [193].
Изредка еще в последние годы старого режима инспектора мануфактур арестовывали «незаконные» материи, случайно где-нибудь их увидев (причем владельцы приводили в свое оправдание, например, то обстоятельство, что бюро осмотра слишком далеко находится) [194]; но и тогда фактически штраф, налагаемый на виновных, сводился к нулю [195]. Но в подавляющем большинстве случаев инспектора видели полную невозможность бороться с нарушениями регламентации.
Инспектор мануфактур шалонской области, ревизовавший в 1782 г. хлопчатобумажные и полотняные мануфактуры в Труа (одном из центров текстильного производства Франции), констатирует господство «произвола», отсутствие соблюдения предписанных правил, несмотря на существование в городе bureau de visite с 24 чиновниками [196]. А» городах поменьше, занятых главным образом полотняным производством, например, в Жуанвиле (в той же шалонской области), даже нельзя сказать, что правила плохо соблюдаются: они там вовсе не соблюдаются, ибо фабриканты представляют в местное бюро для осмотра лишь ничтожнейшую часть фабрикуемых полотен, но и эта «ничтожнейшая часть» не регистрируется, не осматривается как следует вследствие небрежности и недобросовестности чиновников. Ревизор все это констатирует, говорит, что «увещевал» фабрикантов и чиновников быть впредь более аккуратными, но сам прибавляет, что плохо надеется на результаты своих увещаний [197].
Сведущие наблюдатели, вроде Latapie (от которого сохранилась объемистая рукопись, посвященная описанию промышленности в руанской области), еще в 1773 г., при Людовике XV, когда правительство и не помышляло об отмене или даже сокращении числа старых регламентов, заявляли прямо, что на правила не обращается внимания [198].
Это явление, особенно в текстильной индустрии, господствовало, еще когда существовала в полной силе регламентация промышленности, и власти должны были следить за тем, чтобы выделываемые ткани удовлетворяли определенным требованиям; сведущие люди прямо считали этот надзор явлением иллюзорным, ибо за деревенскими работниками уследить было невозможно. Но, констатируя это, приверженцы регламентации соглашались, что деревенская работа заработную плату вообще снижает в текстильной индустрии, а кроме того, служит серьезным подспорьем для крестьян [199]. Выходило, что уничтожить деревенскую индустрию невозможно. Но, терпя ее существование, нужно было примириться и с фатальными для регламентации последствиями этого факта.
Город легче было заставить повиноваться законам о цехах и о регламентации производства, чем деревню, но деревня влияла на город и подрывала уважение к этим законам также и в городах.
На юге вообще преобладание деревенской индустрии было выражено особенно ярко, и именно тут и цехи, и регламентация производства были совершенно подорваны еще до революции. В городе Монтобане, например, по признанию интенданта, «только ремесленники вроде столяров, сапожников, токарей» были подчинены цеховой организации, а вся промышленность в точном смысле слова («la fabrique») и прежде всего все отрасли текстильной индустрии совсем не знают ни цехов, ни каких бы то ни было стеснений [200]. И это весьма понятно: Монтобан — типичный «промышленный» город старой Франции; самый многочисленный слой населяющих его «фабрикантов», это люди, которые живут в городе или городских предместьях, работают понемногу, ибо не могут устроить «мастерскую, достойную внимания», и одновременно занимаются земледелием или лесоводством, или выделкой кирпичей и тому подобными промыслами, близкими земле. Это промежуточный слой между деревенскими «фабрикантами» и городскими: через их посредство влияние деревни и передается в город [201].
Правда, в области Монтобана власти заботятся больше всего о том, чтобы хоть в главном городе заставить соблюдать правила; они надеются повлиять таким путем на деревню и «на другие места производства, где самые полезные правила совершенно забыты» [202]. Но эти старания были тщетны: не город влиял на деревню, а деревня — на город и в смысле обратном тому, как это было бы желательно администрации.
Это влияние деревни, разрушающее регламентацию, отмечается инспекцией и в Нормандии. Уклоняются от исполнения правил, регламентирующих промышленность, также и нормандские «деревенские фабриканты». Руанская инспекция жалуется на это и указывает, насколько подобный «беспорядок» подрывает интересы других «фабрикантов», которые добросовестно исполняют правила; дело доходит до того, что из-за этого и в городах, и в предместьях правила начинают нарушаться вполне «открыто» [203]. А между тем именно деревня производит во всей этой области не только грубые, но и самые тонкие сорта полотняных и бумажных материй [204]. 13 этом отношении нормандские фабриканты поставлены в лучшие условия, чем пикардийские, которые, как мы увидим, должны прибегать к помощи иностранцев. Но именно поэтому при неисполнении правил со стороны деревенских «фабрикантов» вся регламентация становилась мертвой буквой, ибо деревня давала тон всей промышленной жизни провинции.
В области, тяготеющей к городам Caen, Bayeux, Vire, Condé, Saint-Lô, Valognes, центром которой являлся Шербург, — области очень промышленной и торговой — никакой регламентации никто и знать не желает. Всякая передача ослабит впечатление, которое производит следующая жалоба инспектора мануфактур этой области (généralité de Caen), де Феррье. О том, что деревенскую индустрию (весьма значительную, особенно в полотняном производстве) ни учесть, ни проконтролировать он не в состоянии, об этом нечего и говорить, но и тут Деревня заражает неповиновением город: «… суконщики Шербурга… по примеру фабрикантов полотна абсолютно перестали повиноваться правилам. Беспорядок на шербургских фабриках дошел до такой степени, что уже не существует более бюро для осмотра… путь мягкости и убеждения есть принцип, который всегда руководил нижеподписавшимся инспектором мануфактур, но его представления были так дурно приняты в Шербурге во время его последней поездки, что он не желает туда вернуться без точного приказания министра [205].
192
Нац. арх. F12 658-B.
193
Нац. арх. F12 558. Auvergne, année 1777.
194
Архив департамента Индры-и-Луары. С. 121.
196
Нац. арх. F12 650.
198
Нац. арх. F12 560.
199
Нац. арх. F12 661 (ответ интенданта Пикардии Agay на вопрос о целесообразности смягчения регламентации).
200
Нац. арх. F12 659-B.
201
Вот как их характеризует интендант (Нац. арх. F12 659-B.
202
Нац. арх. F12 659. A Montauban, 14 avril 1779. Письмо инспектора мануфактур Bruté к интенданту.
203
Нан. арх. F12 658-A.
204
Нац. арх. F12 658-А.
205
Нац. арх. F12 561.