Юноша
И ты зовешься духом века!..
Дух
Я прежде действовал не так:
Мной говорил Платон, Сенека,
Мной вдохновлен был Аристид...
Юноша
И он, дух века, мне твердит,
Чтоб всё, что в мире есть святого,
Всё — душу, совесть, мысль и слово,
Мой образ божий — я разбил
И, лишь корыстью распаленный,
Союз позорный заключил
С толпой мерзавцев развращенной!..
О том ли говорил мне ты,
О голос матери-природы,
Питая пыл моей мечты
Величьем славы и свободы?..
Я голос сердца своего
Чтил гласом бога самого;
Любовь, и гордость, и отвага,
И независимость ума —
Моей души прямые блага...
Прочь, ядовитая чума!
Дух
Меня ты гонишь, но не бойся,
Я не сержусь.
Юноша
Змея, сокройся!
Дух
С тебя я глаза не спущу
И скоро снова навещу.
Юноша
Прочь, адский дух!..
БАРЫШНЕ
«Вам — быть оракулом!
Вас, ангел, реющий в гостиных,
Краса и диво наших зал,
Вас, примадонна игр невинных,
Наш лучезарный идеал,
Дерзаю робкими струнами
Я славить... Сердцем и душой
Благоговею перед вами...
Природы лучшею мечтой
Вы рождены: ваш стан так строен,
Так очи светлы, взор спокоен...
Так широко из-под кольца
На грудь, на плечи восковые
Упали локоны густые...
Дивлюсь могуществу творца
И вашей маменьки искусству:
Так много вашим красотам,
Движеньям, взглядам и словам
Придать и грации, и чувства!
Она взрастила вас в тиши,
Храня от страшных бурь души,
Вам ум и волю заменяя,
За вас прочувствовать желая
Всё, чем нас губит жизнь, томит,
Хотя мгновенно веселит...
Так цвет изнеженной лилеи
Хранят в тепле оранжереи.
Его мороз не прошибал
И бурный ветер не сгибал.
Хотя не пил головкой жадной
Он утра свежести прохладной,
Не красовался он, блестя
Весь в каплях вешнего дождя.
Сквозь солнце вспрыснувшего поле...
Вы, нежась в сладостной неволе,
Лелея тихо свой покой
И жизни крайностей не зная,
Взросли, питая ум мечтой
И жизнь себе изобретая...
И эта жизнь не шумный пир —
Особый, светлый, чудный мир:
Как в фантастическом балете,
Из-за прозрачной кисеи
Встают пред вами в тихом свете
Картины счастья и любви;
Среди волшебных декораций,
Средь групп эфирных нимф и граций,
Над урной спящих стариков,
Под сенью лотосных листов,
Огромных раковин, кристаллов
И фантастических кораллов,
Ковром душистой муравы
Чудесно странствуете вы...
Но не одни: крылатый гений
Ведет вас... Там сияет храм...
И тихо мраморных ступеней
Уже коснулись вы... И там
Священный жертвенник с цветами
Перед богинею возжжен...
Кто ж этот гений?.. Да! он, он!
Его я видел... Ведь он с вами
Вчера мазурку танцевал,
Разочарованным казался,
Так ус крутил, так зло смеялся,
Так всю вас взором пожирал,
Так крепко шпорами стучал...
Его я знаю; с уваженьем
Всегда внимаю я сужденьям
Его о винах и конях...
Счастливец! Он один виденьем
Мелькает в ваших легких снах...
Понятно мне, зачем бледнели,
Краснели вы пред ним, зачем
Вчера с таким вы чувством пели:
«Si tu savais, combien je t'aime!»[57]
Но, боже мой!.. вот туча всходит,
Я вижу, меркнет небосклон,
Виденье милое проходит,
Как мимолетный легкий сон...
Я вижу...
Тихо в вашей спальне
Проснулись утром вы, лежат
Вкруг вас цветы, убор ваш бальный,
Венок, браслет, и ваш наряд
Разбросан в милом беспорядке;
Уж вы проснулись, но поднять
Глаза не хочется, вам сладко
Ночные грезы продолжать,
К груди подушку прижимая,
Бог знает что воображая,
Уста сжимать и разжимать...
Внезапным маменьки приходом
Всё прервано: целуя вас,
С вас не спуская зорких глаз,
Она вас спросит мимоходом:
«Как нравится тебе NN?»
Вы отвечаете наивно:
«Он в парике и препротивный!»
— «Умен...» — «Мамаша! Старый хрен!»
— «И добр...» — «И пахнет так духами!»
— «Богат и мил...» — «Богатство... вздор!»
— «Не стар и уж богат чинами...»
Короче, этот разговор
Такое кончит заключенье,
Что брак по страсти — заблужденье,
Что страсть пройдет, как метеор...
И правда!.. Вам потом одетой
Велят к обеду быть; жених
Вам привезет уже браслеты.
Пред ним бледнея каждый миг,
Ему вы будете сбираться
Сказать, во всем ему признаться;
Но недостанет силы в вас
Ему изречь простой отказ...
И вы поплачете немного...
Дня через три пройдет печаль;
Все скажут хором: «Слава богу!»
Никто про вас не скажет: «Жаль!»
Вам осенят венком цветущим
Из белых роз, обвитых плющем,
Широкий узел черных кос;
Все ахнут: «Как она прекрасна!»
И не заметят робких слез —
Слез Ифигении несчастной
Перед Калхасовым ножом...
Но это миг один... Потом
И вы привыкнете к супругу,
Как в детстве к нянюшке своей,
К его значенью, чину, кругу
Тяжелых, будничных идей;
Приняв восточную небрежность,
Вы девок станете ругать
И мужу каждый раз являть
В очах особенную нежность,
Когда он в службе отличен
Иль высших ласкою почтен;
Он на звезду свою укажет,
Прочтет патент и нежно скажет:
«Всё для тебя я» — и солжет...
В кругу хозяйственных забот,
За самоваром иль в гостиной,
Пленяя милой болтовней,
Смеяся шуточке невинной,
Страдая нервами порой,
Вы вечно будете казаться
(Что свет про вас ни говори)
Созданьем розовой зари
И легкокрылого зефира,
И выше праха, выше мира!
Что мир вам? Грязная нужда
И нищета в лохмотьях бедных,
Толпа страдальцев, грубых, бледных,
С безумным взором, без стыда,
С клеймом насильного разврата,
С клеймом проклятья от собрата,
Чужда вам будет и чудна,
И отвратительно-страшна!
Полны возвышенной морали,
Вы скажете: «То их вина...
Зачем они не соблюдали
Долг добродетели святой!»
С какою гордостью прямой
Себя бы с ними вы сравнили —
Хотя без нужды, без борьбы
Быть добродетельной купили
Вы златом право у судьбы...
Зато другие твари мира
В вас сострадание найдут
И даже слезы извлекут:
Ив клетке птичка, дочь эфира,
И заяц жареный... Увы!
Невольно вспомните тут вы,
Что он тот самый, что пугливо
Дорогу вам перебегал,
Пугал вас в роще, торопливо
Скакнув из листьев, и нырял
В златистом море пышной нивы.
И что ж! сгубил его тиран,
Убийца тварей беззаботных...
Так вы в страданиях животных
Прочтете истинный роман,
И в жизни, полной тихой лени,
В вас успокоится на миг
Потребность сильных ощущений,
Источник болей головных.