Какое утро!.. Море снова
Приемлет свой зеркальный вид,
Хотя вдоль лона голубого
Тяжелый вздох еще бежит;
И — след утихнувшего гнева —
Бурун вскипает здесь и там,
И слышен гул глухого рева
Вдоль по отвесным берегам...
Плыву я, счастьем тихим полный,
И мой гребец им дорожит:
Чуть-чуть по влаге, сам безмолвный,
Веслом сверкающим скользит...
Молчит — и лишь с улыбкой взглянет,
Когда на нас от берегов
Чуть слышным ветерком потянет
Благоухание цветов:
Как будто сильфов резвых стая,
Спрыгнув со скал, дыша теплом,
Помчалась, вся благоухая,
Купаться в воздухе морском...
К МИСС МЕРИ
Перед тобой синеет море,
Заря играет по горам,
Но как тоскующая лебедь
Блуждаешь ты по берегам;
За убегающей волною,
Сжимая руки, ты следишь,
И «где он? где? скажи, о море!»
В пустыню с воплем говоришь!
«КНЯЗЬ NN И ГРАФ ФОН ДУМ — ЕН...»
Князь NN и граф фон Дум — ен,
Мичман С., артист Б — ин,
Мечут с хохотом червонцы
В глубину морских пучин.
За червонцем в ту ж минуту
Мальчик — прыг! исчез в водах, —
И уж вынырнет наверно
С золотым кружком в зубах...
Молодец!.. Но, милый мальчик,
Знаю бездну я одну...
Сам господь червонцев всыпал
Много в эту глубину, —
Только дна ты в ней не сыщешь!
Эта бездна, милый мой,
Сердце мраморной мисс Мери,
Англичанки ледяной!
«В ТЕМНЫЙ ХРАМ ОДИН ПРОКРАЛСЯ...»
В темный храм один прокрался
Луч полдневный, озаря
Два-три белых покрывала
Из толпы у алтаря.
Тихо! точно как на отдых
Собрались в прохладный храм —
Эти ангелы под своды,
Эти люди к алтарям.
Вы войдете: что малюток
Улыбается! что глаз —
Черных глаз — в толпе безмолвной
Подымается на вас!
«ВОТ С РЕЗНОЙ КАФЕДРЫ ГРОЗНО...»
Вот с резной кафедры грозно
Держит речь к толпе монах
И к огромному распятью
Припадает весь в слезах.
«Се страдалец! — восклицает —
Острый терн чело язвит!
Се божественные ребра!
Кровь ручьем из них бежит!
Он за вас приемлет муки!
Вам же трудно для него
Обуздать порывы плоти,
Страсти сердца своего!..»
И толпа вокруг рыдает,
Всё готова обуздать, —
Лишь бы, выйдя вон из храма,
Черных глаз не повстречать.
«АХ, МЕЖ ТЕМ КАК ВЫ СТОЯЛИ...»
Ах, меж тем как вы стояли,
На решетку опершись,
В темном храме, и душою
В светлый купол унеслись, —
Я глядел на вас, мисс Мери,
Понял я ваш грустный взор! —
Этих ангельчиков с вами
Я подслушал разговор.
«Жаль, что ты для нас чужая!» —
Вам сказали. «Но, увы!
Воротиться невозможно!» —
Отвечали кротко вы.
«У тебя так много горя!
С кем ты выплачешь его?»
— «С кем? Одна! сама с собою!
Вкруг — пустыня! никого!»
«Кто в пути тебя наставит?»
— «Ум!» — «Всё ум!.. а сердце что ж?»
— «Ум для сердца лучший кормчий!»
— «Лжешь, мисс Мери, право, лжешь!
Мы ведь знаем — как ребенок,
Сердце скажет вдруг: «хочу» —
И прощаем!..» — Вы ж с улыбкой:
«Но сама я не прощу!»
Тут поднялись вы — и легким
Наклоненьем головы
С светлым сонмом сил небесных,
Как с детьми, простились вы...
«ЗОЛОТОЙ АРХИЕПИСКОП...»
Взоры всех на склянке с кровью...
Только кровь всё не кипит...
Сан-Дженнаро, Саи-Дженнаро!
Или ты на нас сердит?
Или есть меж нами грешник?
Бейте ж в грудь себя сильней!
Бейтесь об пол головами!
Плачьте громче, горячей!
Донна Анна! ты, Джульетта!
Подвели ль вы счет грехам?
И на исповеди всё ли
Перечли духовникам?..
Да не я ли уж помеха?
Я ведь здесь совсем чужой!
Не мисс Мери ль? Но мисс Мери
Уж уехала домой.
Мимоездом в Сан-Дженнаро,
В амазонке и с хлыстом,
Появлялася мисс Мери...
Взгляд лишь бросила кругом —
Боже! точно льдом пахнуло
От нее на всех на нас —
Льдом полярным, правда, чистым
И прозрачным, как алмаз!..