«ВСЕМ ТЫ ЖАЛУЕШЬСЯ ВЕЧНО...»
Всем ты жалуешься вечно,
Что судьбой гоним с пелен,
Что влюбляешься несчастно,
Дважды чином обойден!
Друг! не ты один страдаешь!
Вон, взгляни: осел стоит
И с горы на весь Неаполь
О бедах своих кричит.
«ФЕРДИНАНД-КОРОЛЬ БЫЛ РЫЦАРЬ...»
Фердинанд-король был рыцарь,
Деликатности пример!
Он за собственной печатью
Запер всех нагих Венер,
А раздетых Геркулесов
Всех оставил по местам...
Не боясь мужчин обидеть,
Обижать не смел он дам.
«ВНЕ ОГРАДЫ CAMPO SANTO...»
Без военного конвоя,
Без монахов и попов,
Сам народ «комедиантку»
Провожал дождем цветов.
Каждый чувствовал, что город
Точно вдруг осиротел,
Ото всех сердец как будто
Добрый гений отлетел...
Не без зависти, мисс Мери,
Вы смотрели из окна,
Как за гробом примадонны
Шла народная волна.
Как, в своих лохмотьях, важно
Ладзароны гроб несли,
Как по их угрюмым лицам
Слезы тихие текли...
Хоть вы знали, пуританка,
Что ценою жгучих слез,
Бурной жизнью, трудной школой
Всё божественной далось...
Мистер Джон об этом знает,
Но молчит ваш мистер Джон...
Вспоминая, сколько фунтов
На нее потратил он...
Но зато мой Савва Саввич,
С простодушием детей,
Бескорыстно рад поплакать
Чуждой скорби, как своей.
«МИСС! НЕ БОЙТЕСЬ ЛЕГКОЙ ШУТКИ!..»
Мисс! не бойтесь легкой шутки!
Мы ведь шутим надо всем,
Шутим даже над героем
Наших собственных поэм...
Да и что моя вам шутка!
Вдруг у ваших ног блеснет
И, как ящерица в камнях,
Шаловливо пропадет.
«ДОН-ПЕППИНО РУССКОЙ БРЕДИТ...»
Повторяет беспрестанно
При других и про себя:
«Зина, Зина — che bel' nome!»[41]
И потом: «Люблю тебя».
Так, по-русски... Вот нескромник!
Здесь ведь редкость бирюза,
И, любуясь ею, денди
Шепчет всем: «Ее глаза».
«ПУЛЬЧИНЕЛЛЬ ВСКОЧИЛ НА БОЧКУ...»
Пульчинелль вскочил на бочку,
И толпа уж собралась;
Жест лишь сделал — и вся площадь
Ярким смехом залилась.
Берегись, смотри, проказник!
Этот смех ведь обежит
Целый город — там, как эхо,
В Апеннинах прогремит,
Здесь раскатится по морю
И ударит по скалам
Капри, Исхии, Прочиды,
В домы к смелым рыбакам!
Берегись! хоть Сан-Дженнаро
И с тобою заодно —
Но уж с фортов этих пушки
На тебя глядят давно!
«МНЕ НЕАПОЛЬ ОПРОТИВЕЛ...»
Мне Неаполь опротивел,
Опротивел, как тюрьма!
Это скал на груде груда,
На домах еще дома!
Продавцов, мальчишек крики!
Крики взбалмошных ослов...
Точно город этот вечно
Занят пробой голосов!
Нынче ж, кажется, и в море,
Заглушая всё, идут
Репетиции трескучей
Оперетты «Страшный суд».
«ДУШНО! ИЛЬ ОПЯТЬ СИРОККО?..»
Душно! Иль опять сирокко?
И опять залив кипит,
И дыхание Сахары
В бурых тучах вихорь мчит?
В лицах страх, недоуменье...
Средь безмолвных площадей
Люди ждут в томленьи страстном,
Грянул гром бы поскорей...
Чу! уж за морем он грянул!
И Сицилия горит!
Знамя светлое свободы
Уж над островом стоит!
Миг еще — конец тревоги,
Ожиданья и тоски,
И народ вкруг Гарибальди
Кинет в воздух колпаки!
«ГОВОРЯТ, СО ВСЕХ СОБОРОВ...»
Говорят, со всех соборов
Нынче статуи святых
Собирались в Сан-Дженнаро
О делах судить своих.
Несогласье вышло в мненьях,
Кто храбрился, кто робел;
Порешили напоследок —
Ожидать исхода дел.
«БЛЕСТИТ САЛОН КНЯГИНИ ЗИНЫ...»