Растолковывая все это Гэбриелу и сопровождая свои слова движением руки, отметающим все и всяческие трудности, гость рассматривал тем временем оправленный в старомодную застекленную рамку дагерротип на каминной полочке. Он поднялся с гримасой страдания на лице и, прохромав через всю комнату, снял дагерротип с полки.
— Это кто? — спросил он.
— Грейси, — ответил Гэбриел, светлея лицом. — Она сфотографировалась в тот самый день, когда мы вышли из Сент-Джо.
— А когда это было?
— Шесть лет назад. Ей только что исполнилось четырнадцать, — сказал Гэбриел, беря рамку и любовно поглаживая стекло ладонью. — Во всем Миссури не было тогда девушки красивее ее, — добавил он с гордостью и поглядел на портрет сестры увлажненными глазами. — Что вы скажете?
Гость быстро произнес несколько фраз на каком-то иностранном языке. По-видимому, он хотел выразить свое восхищение, потому что, когда Гэбриел взглянул на него вопросительно, гость улыбался и приговаривал, не сводя глаз с дагерротипа: «Красавица! Ангел! Как хороша!» Потом, с многозначительным видом поглядывая то на карточку, то на Гэбриела, добавил:
— Кого же она мне так напоминает? Ах да, понятное дело! Сестра похожа на брата!
Гэбриел просиял от счастья. Каждый на его месте, не столь простодушный, без труда разгадал бы в этих словах желание польстить. В грубоватом открытом лице Гэбриела не было и следа той поэтической грации, которой было овеяно лицо девушки на портрете.
— Бесценный сувенир, — сказал гость. — И это все, что у вас осталось? Все?
— Все, — откликнулся Гэбриел.
— Ничего больше?
— Ничего.
— А как хотелось бы иметь письмецо, какие-нибудь личные бумаги, хоть строчку, написанную ее рукой. Не правда ли?
— Ничего не осталось, — сказал Гэбриел, — кроме старого платья. Когда она собралась уходить, то переоделась в мужское платье, взяла костюм Джонни. Я уже рассказывал вам об этом. До сих пор в толк не возьму, как они узнали, что она Грейс Конрой, когда нашли ее мертвой.
Гость ничего не ответил, и Гэбриел продолжал:
— Минул почти месяц, пока мне удалось вернуться в каньон. Снег к тому времени сошел, и от нашего лагеря не осталось и следа. Тогда-то я и узнал, что спасательная экспедиция никого не застала в живых и что среди погибших была Грейс. Я вам об этом уже рассказывал. Как могло случиться, что бедняжка вернулась в лагерь одна-одинешенька? Ведь человек, с которым она ушла, бесследно пропал. Просто ума не приложу. Вот что грызет меня, мистер Рамирес! Стоит мне подумать, что бедная девочка вернулась назад — ко мне и к Олли, — и не нашла нас на месте, и я просто с ума схожу. Она умерла не от голода и не от холода. Нет! Сердце ее не выдержало такого горя! Говорю вам, мистер Рамирес, ее сердечко… разорвалось… от горя.
Гость с любопытством поглядел на Гэбриела, но ничего не сказал. Гэбриел поднял понуренную голову, вытер слезы фланелевой юбкой Олли и продолжал свой рассказ:
— Больше года я пытался раздобыть доклад спасательной экспедиции. Старался выяснить, из какой миссии[8] или пресидио вышли спасатели, думал найти кого-нибудь из участников экспедиции. Но тут началась золотая лихорадка, все миссии и пресидио перешли в руки американцев, а когда я добрался до Сан… как его?..
— Сан-Херонимо, — поспешно подсказал Рамирес.
— Выходит, я уже рассказывал вам? — спросил простодушный Гэбриел. — Совсем запамятовал.
Ослепительно улыбнувшись, Рамирес поспешил согласиться с Гэбриелом и одновременно показал движением руки, что внимательно слушает.
— В Сан-Херонимо я не нашел никого, кто знал бы об этом деле. Документов тоже не осталось. Тогда я поместил объявление в сан-францисской газете, просил Филипа Эшли, это тот самый человек, с которым ушла наша Грейс, — откликнуться. Но ответа не получил.
Рамирес поднялся.
— Вы ведь небогаты, друг мой?
— Небогат, — сказал Гэбриел.
— Надеетесь разбогатеть, не так ли?
— Надеюсь, как и другие.
— Не здесь, так там, не правда ли, друг мой?
— Не здесь, так там, — улыбаясь, согласился Гэбриел.
— Adios![9] — сказал гость, направляясь к выходу.
— Adios! — ответил Гэбриел. — Стоит ли вам сейчас ехать? Так ли неотложно ваше дело? Уверены ли вы, что у вас хватит сил?
— Хватит ли сил? — отозвался Рамирес с загадочной улыбкой. — Без сомнения! Поглядите, какой я молодец! — Он развел руки в стороны, выпятил грудь и так дошел до двери. — Вы вылечили меня от ревматизма, Гэбриел, друг мой. Спокойной ночи!
8
В испанской Калифорнии миссии служили опорными пунктами католической церкви, обращавшей в христианство индейские племена.