Оглянувшись на бегу, я увидел, что гризли и не думает обнюхивать антилопу, а равнодушно шествует мимо.
Дальше бежать было опасно: я только раздразню медведя. Будь, что будет, попробую пересечь баранкос и добраться до ружья.
Не разбирая направления, я бросился к обрыву.
Вдруг ослепительный блеск ударил мне в глаза: на солнце искрился водоем. Сам того не заметив, я очутился на берегу озерца.
Какой-то тайный инстинкт подсказывал мне, что это к лучшему.
Борьба еще не начиналась.
«Спасение мое — в воде, — подумал я. — Правда, гризли — хороший пловец, и ему нипочем быстроходные реки и глубокие озера, но я умею нырять, а это большое преимущество».
У берега было мелко, до колен. Дальше — глубже. Вот уже по пояс.
Я боязливо оглянулся: медведь стоит на берегу.
Ему ничего не стоило догнать меня вплавь, но почему-то он мешкал. Пользуясь этим, я отходил к середине бассейна по медленно опускавшемуся дну.
Еще доставая ногами до дна и прежде, чем пуститься вплавь, я в последний раз оглянулся на медведя.
Он все еще балансировал на задних лапах.
Вдруг гризли принял нормальное положение и, как часовой, начал ходить взад и вперед по берегу, изредка уклоняясь в прерию.
Похоже было, что он меня стережет.
Озерцо имело шагов четыреста в диаметре. Между мной и медведем было неполных двести.
Гризли топтался между озером и расселиной, отделявшей меня от лошади и карабина, а я стоял по горло в воде, не зная, куда плыть.
Если бы медведь отошел на противоположный берег водоема, я успел бы, пожалуй, выбраться на берег и добежать до провала. Но косматый часовой не покидал поста.
Осада длилась добрых полчаса.
Я начинал отчаиваться. Водоем, очевидно, питался подземным ключом, ибо вода в нем была ледяная. Я закоченел, но не смел шелохнуться. Малейший плеск воды мог подействовать раздражающе на свирепого зверя и побудить его к наступлению. Стуча зубами от холода, я неподвижно стоял в воде.
Наконец терпение мое вознаградилось. В одну из своих коротких экскурсий в прерию медведь заметил антилопу. Я видел, по крайней мере, что он над чем-то склоняется. Над чем, я не мог определить, так как прерия лежала выше поля моего зрения.
Вдруг медведь поднял морду, и в пасти его я различил кусок мяса. Гризли потащил добычу в расщелину и некоторое время не показывался.
Глава XXII
ОТЧАЯННАЯ СХВАТКА
Переплыв самое глубокое место, я нащупал ногами дно и выбрался на противоположный песчаный берег.
Теперь между мной и медведем лежало все озеро.
Каждую минуту мог появиться гризли, спрятав в логове остатки антилопы.
В пять минут гризли сожрет маленькую антилопу и еще больше рассвирепеет, опьяненный вкусом и запахом крови.
Я не знал, на что решиться. Чтобы удрать от медведя в прерию, надо вернуться назад — за лошадью и карабином, а пускаться в прерию пешком без лошади и ружья то же самое, что уплыть в открытое море без весел и без паруса.
Допустим, что я доберусь до ближайшего селения. Разве я способен подло бросить привязанную лошадь в соседстве медведя? Я слишком любил Моро и не мог его предать.
Единственный переход через лощину был занят медведем. Гризли засел где-то в глубине. Я не полезу в пасть медведю.
Благоразумнее поискать другую дорогу.
Но гризли появился на этот раз по ту сторону расщелины, там, где остался Моро. Цепляясь лапами за откос, он медленно и грузно выполз наверх.
Сердце заныло: медведь растерзает Моро!
Конь отдавал себе полный отчет в опасности. Он был привязан к врытому в землю колу футах в четырехстах от лощины; привязью послужило лассо двадцатиярдовой длины.
Увидев медведя, Моро закружился на корде[4], пытаясь освободиться.
Начинавшаяся драма пригвоздила меня к месту. Я был не в силах помочь бедной лошади — так по крайней мере мне казалось.
Зверь грузными шагами надвигался на Моро. Но конь отскочил в сторону и вновь закружился по небольшому радиусу, который представляло собой лассо.
Глядя на туго натянутое лассо, я понадеялся, что оно порвется, и Моро, волоча его за собой, ускачет в прерию. Но лассо было сплетено из прочных кожаных ремней, а кол глубоко врыт в землю.
Я отдал бы все на свете за то, чтобы разрубить ножом проклятую ременную привязь.
Скачущая по кругу лошадь ловко увертывалась от медведя, а гризли ловил ее, перебегая по хордам окружности или описывая концентрические круги меньших радиусов.
Все это похоже было на цирковой номер. Моро изображал дрессированного скакуна, медведь — наездника.