«Брат дон Педро де Сильва, комендадор Охоса, сын величайших властелинов Рибейра, умер в последний день января 1500», — читалась полустертая эпитафия у Восточной стены. И на Севере, и на Юге лежали под геральдическими досками благородные кости:
«Дон Гранди, рыцарь…»
«Телло Рамирес де Гусман, комендадор Мораталаза, сын Рамиро Нуньеса де Гусман и Донны Хуаны Карильо, умер 7 августа 1588, в возрасте 83 лет…»
На барельефе Алваро де Луны трофей герба — с полумесяцем на ущербе — украшало боевое оружие. «Сеcidit de coelo Stella magna»[12] — гласил девиз. Висенте не раз бывал в этом трансепте, но только сейчас различил в узоре пышных перьев и лент колдовские значки:
Он записал девиз и тщательно перерисовал плиту с чернокнижными письменами, едва ли уместными на могиле христианского рыцаря.
«Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод, — повторился девиз стихами Апокалипсиса. — Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли…»
«Чернобыль — полынь», — полоснуло по сердцу незабываемое.
Вновь, только еще сильнее, закружилась голова и тягостные думы смешались. Дьявольской клинописью заплясали в глазах черные мушки. Глаза Лоренцо, Аратрон и ангел с трубой — все отодвинулось на край сознания и настала беспросветная мгла.
— Что с вами, падре? — донесся из дальнего далека участливый голос.
Висенте хотел попросить воды, но только пошевелил губами: голос не повиновался ему. Едва удалось разлепить набрякшие веки. Над ним склонилось встревоженное лицо молодого священника.
— Вам нехорошо?
— Пить, — с трудом ворочая языком, пробормотал монах и сделал попытку подняться. Было неловко: вокруг собирались люди.
Ему помогли встать и осторожно довели до исповедальной кабинки, где было сумрачно и покойно. После стакана минеральной воды понемногу начали возвращаться силы.
Священник принес выпавшую из рук записную книжку и предложил вызвать скорую помощь.
— Grates, — по-латыни поблагодарил Висенте. — Не нужно, сейчас пройдет…
— Побуду с вами, пока вы окончательно не придете в себя, — молодой клирик с сомнением покачал головой.
— Наверное, я просто перегрелся на солнце.
Они понемногу разговорились, нашлись общие знакомые. Мать каноника была родом из Кордовы.
— Я видел, вы что-то записывали?
— Благодарю, — кивнул Висенте, — принимая свой порядком потрепанный блокнот. — Меня заинтересовали письмена на могиле кавалера Луны, — он показал рисунок священнику. — Похоже на магию.
— Вы ошибаетесь, падре. Это так называемые тамплиерские знаки. Я, к сожалению, совершенно не разбираюсь в таких вещах, но у меня есть друг, который сумеет вам объяснить. Он — архитектор.
— Архитектор? — Висенте не уловил прямой связи между архитектором и тамплиерством, но не счел удобным переспросить. — Буду крайне признателен. — Он знал, что среди антепасадос[13] было немало участников крестовых походов. Один из первых Луна даже удостоился получить золотые шпоры из рук императора Фридриха Второго. Возможно, кто-то из них и носил плащ храмовника. Но откуда такие девизы?
— Он увлекается замковой архитектурой. Я дам записку с адресом, падре. Хаиме живет совсем рядом — на Мериде, за мостом Сан Мартин.
Ночь и весь следующий день Висенте провел в монастыре Сан Хуан де Лос Рейес. Бренное тело нуждалось в отдыхе. Несмотря на шумный фестиваль, ежегодно отмечаемый Корпусом Кристи, в монастырских покоях цепенела величавая тишина. Траурные кипарисы и мистические акации бросали густую тень на витражные окна. Мягко расцвеченные игрой ослабленного света спящие фигуры на мраморных саркофагах казались живыми, готовыми пробудиться от звука трубы. Но не трубил седьмой ангел, а сотни труб, слившихся в оглушительном реве, не могли нарушить вековечный сон князей церкви.
Разукрашенные хоругвями улицы — от площади Сан Мартин до калье Тринидад, выходившей к кафедральному собору, — были запружены народом. Гремели барабаны, вспугивая голубей, взвивались воздушные шары, полоскались по ветру флаги.
Христово воинство в алых и черных, расшитых зелеными крестами мантиях торжественно продефилировало мимо монастыря. Гофрированным тарелкам воротников а lа герцог Альба, казалось, мог позавидовать Рубенс. Потом начался веселый карнавал, затянувшийся далеко за полночь.