В этом отношении лицо литклуба определялось сорокинским кредо: «Есть хорошие и у вас, и у большевиков… для меня нет ни партий, ни скверных… людей, я знаю только талант». То есть поверх сшибающихся в смертельной схватке классов, поверх партий – самоценная личность, Человек Творящий. В условиях бешеной поляризации общества подобная позиция не есть ли необходимейшее средство удержания священной связи времен, связей общеотеческих да и общеродовых? Связей, вне которых никакое будущее какого бы то ни было социума немыслимо.
И потому как не прислушаться к сорокинскому: «Для Революции нужно особенно много культуры, ума и любви к отечеству, иначе революция – это мука адова и гибель ценностей, накопленных веками». И далее: «Я, 10 лет писавший против капитала, веривший в торжество социализма, не знаю, какими словами кричать мне: – Не смейте убивать, не смейте грабить, не смейте уничтожать культуру… но слышу насмешливые слова золота».
Вина за это – немалая доля вины, по Сорокину, лежит на российской интеллигенции, которая отреклась от всего русского, от родных корней, от своих святых обязанностей: темный забитый народ бросила на произвол стихии черных страстей. И как результат всего этого, как «великий грех интеллигенции – Война, Революция, Анархия», воцарение «Ада на земле».
Личная действенная позиция Сорокина в эту «годину крестных кровавых мук русского народа», «когда гибла созданная веками русская художественная мысль», совершенно иная, заслуживающая, бесспорно, уважения: «Я, напрягая все свои силы, заставлял себя работать… Мое вдохновение, смертельно раненное, истекающее кровавыми мыслями, ползло по холодному колючему снегу и окровавленными руками пыталось спасти испачканные кровью, разодранные листки бесценных книг». Может быть, именно поэтому сберег «король писательский», сберег на самой кромке обвала отчаяния и пессимизма, веру в раннехристианские заповеди, которые есть «основа социализма» веру в «тайну вечности» этих постулатов, устремлений человечества к Свободе, Равенству, Братству, избавлению от всякого насилия.
Впрочем, слишком многое зависит от внешних условий. А. Сорокин в своем дореволюционном творчестве, да и позднее утверждал: каждый человек ответственен за все в себе, за все, что происходит с ним, за все, что творится вокруг, резко отвергая «винтиковую» философию жизни (может быть, наиболее выпукло этот подход отразился в новелле «Кто смел?»). Однако несмотря на эту чрезвычайно ценную вообще, а в условиях катастрофических подвижек – попросту бесценную этическую установку, сам «король» именно внешними условиями все-таки был подломлен. Как, видимо, была подломлена и немалая часть старой демократической российской интеллигенции, праведно стремящейся оставаться с Отечеством, с народом – с его выбором.
Судьба А. Сорокина в этом смысле очень показательна. Действительно, в период революции, гражданской войны он проявлял удивительную терпимость к собратьям по перу и кисти вне зависимости от их политических и тем более эстетических устремлений, держа открытыми двери своего дома для всех (иногда с угрозой для собственной жизни)[44]. И до революции, и в условиях контрреволюционных режимов, и в первые годы по освобождении Сибири писатель считал своим долгом бороться за жизнь и права художника. Но где-то с 1924 г. и в художественных произведениях, и в публицистике А. Сорокин начинает утверждать: «В СССР строится новый быт, все новое… новые литература, искусство… классики устарели, в классовом обществе всегда поэзия должна быть (!) классовой», а потому «от попутчиков – Вс. Иванова, А. Толстого, Е. Замятина» такой же вред, «как от II Интернационала», что «разные Маяковские… это гниль буржуазного разложения… плесень», что «во время революции следовало бы выгнать всех буржуазных писателей» и т. д.
До 1923–1924 гг. писатель настойчиво проповедовал раннехристианские заповеди общежития, высшие христианские принципы морали, которые веками вынашивались человечеством, и писал: «Торжество зверей – вот название драмы, когда рушатся устои морали». Однако позднее в памфлете «Свобода от морали и задачи будущего искусства» он провозгласил: «Мораль не может быть едина и вечна… И нельзя сказать, что зло, а что добро». А. Сорокин, который чуть ли не всю свою жизнь (до перелома) положил ради доказательства самоценности каждой личности, теперь делал вывод: «Социализм – та великая сила, которая увеличивает ценность жизни всего человечества и отдельного человека сводит… на степень кровяного шарика в человеческом организме» и т. д.