Любопытно, что еще подростком-юношей он оказался фактически в ситуации конфликта с системой: официальной церковью в лице законоучителя; в ситуации конфликта затем и с близкими, совсем не по-христиански (в восприятии Антона Сорокина) обустраивавшими собственное земное бытие. Первое обстоятельство не позволило ему завершить гимназический курс[13]; второе – скандально противопоставило родственникам, возможно, впервые обозначив мету «сумасшествия» Антонова внука[14]. И если эпатаж, скандалы, а вместе с тем способность погружения в бездны подсознания – балансирование на грани безумия – среди исследователей числятся в кругу приемов творчества или высоко ценимых Сорокиным знаков таланта, гения, то не менее ли верно и другое? Противостояние – посмеяние миру, во зле лежащему, как характернейшее свойство действительно православного отношения к реальности, а потому и принятие поношений от нее?
То есть не идет ли в данном случае речь о невольных проявлениях христианской православной ментальности – кенозиса: самоуничижения, добровольного принятия страдания? Но, по словам современного мыслителя, «кенозис… необходим для осуществления главного упования христианства… нужен именно для того, чтобы человек смог осуществить свою главную задачу – стать проводником Божественных энергий в мире»[15].
Во всяком случае, сам Антон Сорокин разъяснял: «Почему я, обладая литературным талантом, стал первым литературным шутом? Искал всюду… унижение?., делал это бессознательно… Почему мне хотелось получать от толпы пощечины? Потому что это унижение мое было унижением не меня, а бьющих… Всю подлость человеческую я впитывал…» Он обнажал, взрывал прикрытые внешними приличиями ложь и теплохладность, приспособление ко лжи и злу, внутреннее рабство, низость и бесчеловечность отношений. Его «сочинения [проникнуты]…самой нежной любовью к страдающему человечеству». «Веревками моих нервов я хотел бы стянуть с неба на землю солнце», – писал он позднее в отчаянно трагической своей новелле[16].
Между тем первые печатные опыты Антона Сорокина, судя по воспоминаниям, относятся к 1900–1904 гг. (упоминается, в частности, журнал «Будильник»[17]). Знаковым, однако, стало появление «Золота» – «стилизованной монодрамы-примитива в 3-х актах». Относительно времени создания монодрамы есть указания середины 900-х (1904 г.), однако несомненно, что переговоры о ее публикации и постановке велись не позднее 1910-го. В начале 1911 г. она вышла в свет в киевском издательстве «Южная копейка» с предисловием и благословением специалиста по монодраме Г. В. Шварца, а затем трижды издавалась в Москве с посвящением «светлой памяти В. Ф. Комиссаржевской»: в издательстве Н. Орфенова, книгоиздательстве «Звезда» (Н. Орфенова) в 1912 г. и еще раз там же без указания года (Сорокин, правда, в духе «жесткого пиара» заявлял позже о восьми изданиях в Москве и даже о двенадцати)[18]. В одном из анонсов 1912 г. он, сообщая о негативных и положительных рецензиях на «Золото» А. М. Горького, Л. Толстого, М. Арцибашева, И. Наживина, И. Рукавишникова, В. Гофмана и др., подчеркивал, что «пьеса отредактирована В. Ф. Комиссаржевской» и имеет «выдающийся успех на сцене»[19]. Относительно якобы «отзыва Толстого» отметим, что Государственный музей Л. Н. Толстого еще в 1959 г. вспыхнувшую было сенсацию – обнаружены письма Толстого! – погасил, поскольку «переписка А. С. Сорокина с Л. Н. Толстым оборвалась в 1908 г.».
А «за 1906–1908 гг. в архиве Толстого хранятся четыре письма» Антона Семеновича. И дважды Толстой действительно отвечал ему: 26 июня 1906 г. и 15 декабря 1907 г. Оба письма по копиям опубликованы в 76-м и 77 томах Полного собрания сочинений Льва Николаевича (в фонде Сорокина их, к сожалению, нет). То есть переписка-то – факт! Но «отзыва» нет. В этом весь Антон Сорокин. Впрочем, конечно, не весь, однако «скандалы», «хулиганство» – отсюда. Но, как давно заметил Вс. Иванов, Сорокин не обманщик, а выдумщик – фантазер, вплетающий в фантазию самую жизнь свою и жизнь, его окружающую.
Так или иначе, а ко времени появления «Золота» Антон Сорокин прошел через процедуру призыва в армию (1906 г.) – «вынул дальний жребий», стал участником и лауреатом фотографических конкурсов (оказался удивительным изобретателем и мастером), в 1909 г. женился, окончил бухгалтерские курсы, чтобы «быть финансово независимым». Начиная с 1915 г. и почти до конца дней своих исправно, даже смертельно больным, служил, получая крохи, по линии врачебно-санитарного отдела управления железной дороги. Служил в условиях жесткой, беспощадной реальности. Один только штрих из 20-х гг.: «…мне сказали: кредиты все распределены, на вас кредита нет, мы вас сокращаем. Я… ответил: „Вы распределили кредиты, на мою долю кредитов нет, – значит я умру“». «Это было сказано так просто, – вспоминал М. Никитин, – что я не выдержал».
13
По словам вдовы А. С. Сорокина Валентины Михайловны, «мать… рассказывала, что маленький Антоша рано научился читать и часто читал для отца совершенно взрослую литературу», а позднее «директор гимназии просил взять сына из гимназии», поскольку тот «занимался писанием своих сочинений и фотографией. Уроки забросил». Правда, писатель «впоследствии очень жалел об этом… пробел в образовании пришлось пополнять в библиотеках». А «начал писать с 15 лет» (Ф. 1073. Оп. 1. Д. 227. Л. 123–123 об.). Кстати, отец прилагал все усилия, чтобы дать образование детям. В немалой степени по этой причине в 1892 г. семья оказалась в Омске (Л. 13).
14
Обычно ссылаются при этом на первое или одно из первых творений Сорокина – «Корабли, утонувшие ночью».
15
16
Там же. Д.80. Л. 3–4;
19