– Ничего я не допускала. И вообще, не особо он и напился.
– Ты посмотри только, как его заносит. – Наблюдая за тем, как Жилетка шагает по залу, Майкл откусывает сэндвич, жует и качает головой: – На вкус как яйцо.
Это он произносит не сердито, а скорее печально.
– Как чудесно, что Ханна приехала, – говорит Элис, – правда ведь? Я, пока ее не увидела, и не думала, что она приедет.
Майкл пожимает плечами:
– Ханна поступает, как ей удобно. Вечно такая была.
– И она вернулась, – сдерживаться дальше Элис не в силах, – вернулась насовсем. Она сама мне сказала.
– По крайней мере, теперь мы за ней присмотрим. Чтобы она вразнос не пошла.
– Да никуда она не пойдет, – отмахивается Элис. В этом Майкл, похоже, не уверен. – Главное, – говорит Элис, – это что мы снова вместе. Наконец-то.
– Только отца нет, – коротко бросает Майкл, – и это с концами.
Он произнес это без особых эмоций, поэтому Элис, которая обычно рвется утешить собеседника, не знает, как ей ответить. Их отвлекает громкое звяканье – кто-то постукивает вилкой о бокал. Гул голосов стихает, и Элис озирается, выискивая источник звяканья. К собственному ужасу, она видит, что это Жилетка: до двери он так и не добрался, зато выдвинул в центр зала стул и влез на него. В руке Жилетка держит очередной бокал вина.
– Пора сказать несколько слов, – со свойственной пьяным старательностью он пытается выговаривать эти самые слова особенно четко, – об усопшей.
– Что он такое творит? – шипит Майкл Элис.
– Собирается речь произнести, – шепчет она в ответ.
– Это я понял, Элис.
Теперь, оказавшись в центре внимания, Жилетка растерян и не знает, что сказать дальше. Лицо его на миг искажается в панике. Элис надеется, что он ограничится обычными клише, мол, ее тетушка прожила интересную жизнь, это острая утрата для всех и прочее, и прочее, а в конце сделает какой-нибудь вывод. Тогда, по крайней мере, всеобщая неловкость будет недолгой.
К сожалению, страх публичных выступлений заставляет Жилетку действовать иначе. После заминки он начинает:
– Друзья, сограждане, внемлите мне! – Такое вступление, похоже, возродило в нем веру в себя. – Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить![1] – продолжает он, чуть покачнувшись.
– Элис, прекрати это, – шепчет Майкл.
– Но я не знаю как, – теряется Элис. Она с опаской оглядывает зал. Большинство гостей просто смущены, а вот лицо матери превратилось в бесстрастную маску.
Майкл берет инициативу в свои руки и откашливается.
– Благодарю, но речей здесь не предусмотрено, – говорит он.
Жилетка вскидывает руки, призывая к тишине.
– Ведь зло переживает людей… – не унимается он.
– Сейчас не время и не место, – настаивает Майкл и косится на мать.
– …добро же погребают с ними…
– Достаточно.
– Пусть с Цезарем так будет! – Тут Жилетка взмахивает рукой, и вино выплескивается на Хью, который имел неосторожность встать неподалеку.
– Так, – тоном, не терпящим возражений, начинает Майкл и выступает вперед, – хватит. Будьте любезны слезть со стула.
На миг Элис кажется, будто он собирается произвести арест. Жилетка поворачивается к Майклу:
– Вы, сэр, отвратительный грубиян. Нарушителям спокойствия здесь не место! Сделайте милость, уймитесь, а то я прикажу за ухо вывести вас отсюда.
– Боже ж ты мой, – бормочет Майкл, но остается на месте, не зная, как поступить.
Элис понимает, что стаскивать оратора со стула он не собирается и что ей следует помочь Майклу, – от гнева щеки у того побагровели, – но она словно окаменела. Другие гости тоже, по всей видимости, решили не вмешиваться. Все они, кроме Лидии, которую это зрелище явно веселит и которая с интересом наблюдает за Жилеткой, старательно отводят глаза. Мать Элис смотрит в окно, точно эта глупая сцена не имеет к ней никакого отношения. С виду сдержанная и терпеливая, но Элис слишком хорошо изучила ее, чтобы принять это на веру.
Жилетка переводит ошалелый взгляд с Майкла на остальных.
– На чем я остановился? – спрашивает он.
– Пусть с Цезарем так будет, – подсказывает Лидия.
– Точно. Пусть с Цезарем так будет. – Он запинается, и в Элис теплится надежда, что он закончил, однако Жилетка просто переводит дыхание. – Честный Брут сказал, что Цезарь был властолюбив! – Он опять взмахивает рукой, и на этот раз бокал выскальзывает у него из пальцев и, пролетев в опасной близости от головы Хью, падает на пол и разлетается вдребезги. Жилетка замирает, явно удивленный этой помехой.
На пороге кухни Элис замечает Ханну. Лицо у нее, как всегда, невозмутимое, но, перехватив взгляд Элис, Ханна подмигивает. Правда, как это толковать, Элис не знает.
1
Шекспир, «Юлий Цезарь». Акт 3, сцена 2. Здесь и далее пер. М. Зенкевича. –