Совершенно нет. В большинстве случаев отказывающийся от работы физически не в состоянии работать, — или тяжело болен, или сильно устал, утомлен и изнурен, или, что бывало часто, поморозил (ознобил) себе руки или ноги, а его все-таки принуждают работать.
* * *
Так вот, если кто-либо из лесорубов в партии Воронина отказывался работать при физической невозможности к этому, то Воронин пробовал сначала легкие меры принуждения (ругань, легкие побои) и, если отказывающийся упорствовал, то Воронин приказывал другому лесорубу выпустить свою мочу в кружку для воды (это часто делалось принудительно после двух-трех ударов палкой). Когда тот выполнял приказ, то Воронин приказывал отказывающемуся выпить мочу. Осыпая все время несчастного, может быть уже полузамерзшего лесоруба, отборной трехэтажной площадной бранью, Воронин предлагал ему на выбор одно из трех: или начать работу, или выпить мочу, или же, если не выполнит ни того, ни другого, то он расстреляет его.
Обычно, как передавали очевидцы, отказывающийся обещал как-нибудь работать. Никогда не было, чтобы кто-нибудь согласился пить мочу, и было, как говорят, два случая, когда, лесоруб заявил, что он все равно работать не может и не будет, и с бранью отказался пить мочу. Воронин в обоих случаях пристрелил тут же на месте...
Курьезнее всего суждения самих лесорубов об этом циничном издевательстве Воронина. Когда отправляли меня с Соловков в ссылку, то вместе со мной ехало несколько лесорубов. Дорогой они вспоминали часто о лесозаготовках, в том числе и о приеме Воронина. Они, отбывшие уже наказание и получившие скоро, некоторую свободу, рассуждая сейчас, усматривали в приеме Воронина как проявление сострадания с его стороны. Они рассуждали так:
«Некоторые лесорубы трусят сами себя искалечить и ждут, когда кто-нибудь изувечит их, или придавит деревом, чтобы был предлог попасть в лазарет.
Воронин хорошо учитывал психологию таких лесорубов, — почему избегал сильно избивать, чтобы не искалечить человека, а заставлял, пить мочу, тоже зная, что, никто не согласится, а будет как-нибудь работать. Оно так и было. Лесоруб понатужится, что-нибудь поработает... А там, смотришь, товарищи помогут. И человек остается здоров и невредим, а то мог бы быть калекой. Лишь в двух случаях лесорубы наотрез отказались работать, а также, конечно, и пить мочу... Ну, Воронин расстрелял их тут же на месте»[12].
* * *
В зимний период трупы расстреливаемых под шумок, самосудом, зарывают обычно в снег.
В конце весны, когда начинает таяние снегов в Соловецком лесу трупы эти оголяются в служат пищей для диких зверей.
Сказанные сейчас слова категорически подтверждаю, так как сам зарывал несколько раз трупы, открывшиеся после растаяния снега. Это происходило в такую пору. После освобождения меня из штраф-изолятора на горе Секирной я подлежал отправке в Кремль. Но у меня во время заточения на Секирной все вещи были разворованы. Я остался, буквально, в одном белье, в легком пальтишке, а на ногах летние сапожки. Предстояло идти пешком до Кремля 11 верст зимой, в декабре месяце, в сильный мороз. Администрация устыдилась, скорее убоялась, что мое появление в Кремле в таком виде вызовет разговоры среди заключенных. Вид у меня был ужасный; — как говорят, «краше в гроб кладут»... И как говорят, — «нет худа, без добра», — меня оставили на Секирной же вахтенным на Соловецком маяке. Служба самая «блатная» (легкая) на Соловках. И вот, будучи на Соловецком маяке, я мог свободно ходить в окрестностях в лесу.
Весною 1927 года я в компании с одним заключенным, анархистом Ломоносовым-Роланд, (видный активный анархист; был затем в ссылке и также, как я, бежал из Великого Устюга), обходили лес, разыскивали обтаявшие от снега человеческие трупы и зарывали их в землю. Конечно, зарывали неглубоко, лишь бы не могли разгрести дикие кошки.
Для подтверждения только что сказанного, могу указать вещественные доказательства (предлагаю самому ГПУ убедиться в этом). Доказательство вот какое. Если пойти по дороге, с Секирной в Кремль, (См. план Секирной горы) и пройдя 300 метров, свернуть по тропинке направо и в 200 метрах от поворота зарыты неглубоко под деревьями два трупа, в разных местах, недалеко один от другого.
Это закопали я и Ломоносов-Роланд. О других местах наших погребений невозможно точно ориентировать...
* * *
Все изложенное есть краткая иллюстрация той обстановки, при которой выполняются лесорубные работы на Соловках...
Если послушать бывших соловчан, то порасскажут и другие приемы глумлений и издевательств, и много разных подробностей.
Порою передают такие сатанински-утонченные издевательства, что даже видевшему виды покажутся сомнительными, почему я, не буду смущать читателей. Да, и в действительности, это фантастические исключения, как выходки озверевших садистов-чекистов...
* * *
Вот жуткая картина кошмарных условий работы лесорубов, заготовляющих лес для экспорта за границу с целью приобретения валюты для нужд Советского Правительства и на заграничные расходы Коминтерна, стремящегося насадить во всем мире коммунальный строй, или вернее, судя по примеру России, установить суровое рабство...
Может быть, примененное мною выражение «жуткая картина» будет истолковало некоторыми просвещенными иностранцами как утрировка с моей стороны. Если нам, бывшим соловчанам, видевшим многие виды и на самих себе испытавшим все, порою мерещатся жуткие сцены из прошлой соловецкой жизни, то, может быть, просвещенным иностранцам, которые впали в эгоистичный животный материализм, не покажется описываемое мною странным, жутким и бесчеловечным...
Глава 4
Частые ударники — вытягивание последних сил из соловецких узников
Понятие о соловецких ударниках
Люди, не испытавшие прелестей Соловецкой каторги, не могут иметь верного представления, что такое соловецкие ударники.
Само слово, «ударник», для них простое обозначение экстренности, срочности какой-нибудь работы.
Совсем иное впечатление это магическое слово произведет на соловчан, отбывающих в данный момент каторжные работы на островах Белого моря. Там известие, что ожидается «ударник», производит омерзительное впечатление на Соловецких узников, выводит их из душевного спокойствия, хотя бы мнимого при существующем каторжном режиме.
Помимо трудности некоторых ударных работ, все ударники особенно неприятны для соловецких узников главным образом потому, что в большинстве случаев ударники назначают в внерабочие часы, — или ночью или почти каждое воскресенье (или по-большевистски «день отдыха»), когда заключенным необходимо время для выполнения своих арестантских нужд: починка одежды, стирка белья, писание писем и прочее.
* * *
Казалось бы, по самому значению слова «ударник», — они должны применяться для выполнения экстренных, непредвиденных работ, — но на Соловках очень часто выполняются в ударном порядке плановые постоянного производства работы.
В мое время ударники был излюбленный прием ЭКЧ, как бы сверх сметная эксплуатация рабочей силы заключенных, или, определяя ближе к жизни, вытягивание последних соков из несчастных соловецких узников.
Порою настолько были тяжелы условия выполнения работ на некоторых ударниках, бывших в суровую непогоду, что даже сейчас воспоминание об них вызывает нервное содрагание...
«Ударники» для вытаски «баланов» из леса
В практике Соловецких принудительных работ особенно часто пользуются применением «ударников» для выполнения разного рода вспомогательных работ при заготовке лесных материалов, как то: вытаска бревен, выноска дров и пр. и, конечно, погрузка леса на пароходы.
12