Ей и в голову не могло прийти, что неподалеку стоит Баоюй. А он, слушая, лишь вздыхал и кивал головой.
Баоюй в изнеможении опустился на землю, уронив лепестки, которые держал в руках. Он подумал о том, что настанет день, когда увянет несравненная красота Дайюй, а сама она уйдет навсегда из этого мира, и сердце сжалось от боли. А ведь следом за ней суждено уйти Баочай, Сянлин и Сижэнь. Где же тогда будет он сам, кому будут принадлежать этот сад, эти цветы, эти ивы? Тщетно искал он ответов на свои вопросы. Печальные мысли тянулись одна за другой, и не было сил отогнать их, рассеять.
Поистине:
В этот момент погруженная в скорбь Дайюй услышала горестный стон и подумала:
«Все надо мной смеются, считают глупой. Неужели нашелся еще глупец?»
Она огляделась, но, увидев Баоюя, плюнула в сердцах.
– Я-то гадаю, кто бы это мог быть, а оказывается, этот изверг… Ах, чтоб ты пропал…
Последние слова ненароком сорвались с губ, и Дайюй, спохватившись, зажала рот рукой, вздохнула и пошла прочь.
Баоюю стало не по себе, он понял, что Дайюй его не желает видеть, поднялся, оправил одежду и в полном унынии побрел домой. Вдруг впереди он заметил Дайюй, ускорил шаги и догнал ее.
– Погоди, сестрица! Я знаю, ты избегаешь встречи со мной, но все же позволь сказать тебе всего одно слово, а потом можешь меня презирать.
Девушка хотела убежать, но, услышав это, обернулась.
– Что ж, говори!..
– А можно, я скажу два? – с улыбкой спросил Баоюй. – Ты не убежишь?
Дайюй круто повернулась и пошла дальше.
Баоюй остановился, с грустью поглядел ей вслед и вздохнул:
– Неужели все, что между нами было, должно прийти к такому печальному концу?
Дайюй замерла на месте и спросила с удивлением:
– А что такого между нами было? И что произошло?
– Ах! – сокрушенно произнес Баоюй. – Ведь мы всегда вместе играли, с первого дня твоего приезда сюда! И если тебе чего-нибудь хотелось из моих любимых кушаний, я сам не ел, тебе оставлял. Мы вместе садились за стол, в одно время ложились спать. А сколько раз я выполнял твои просьбы, которые не могли выполнить служанки? Мы вместе росли, и я был уверен, неважно, любишь ты меня или нет, что на твою учтивость могу рассчитывать, что ты лучше других. Но ты становишься все более гордой и заносчивой, не замечаешь меня, признаешь только Фэнцзе и Баочай. А у меня никого нет, кроме брата и сестры от других матерей, – я так же одинок, как и ты, и надеялся на твое сочувствие. Но напрасно. Ты обижаешь меня, а кому я пожалуюсь?
По его лицу заструились слезы. Гнев Дайюй сразу улетучился, глаза увлажнились, она опустила голову и молчала.
Баоюй между тем продолжал:
– Конечно, я поступил плохо, но не нарочно, поверь! Я не стал бы причинять тебе неприятности. В таких случаях говори мне все прямо, если надо, поругай, даже побей, – я обижаться не стану. Только не отворачивайся от меня, не мучай, не заставляй теряться в догадках. Право, я не знаю, как быть! Умри я сейчас, ведь стану неприкаянным духом, меня не спасут молитвы самых праведных и благочестивых буддийских и даосских монахов, и к новой жизни я смогу возродиться только после того, как ты объяснишь причину моей смерти!
Дайюй больше не сердилась.
– Если так, – сказала она, – почему вчера вечером ты не велел служанкам меня впускать?
– С чего ты взяла? – вскричал Баоюй. – У меня и в мыслях ничего подобного не было! Умереть мне на этом месте!
– Ты с самого утра твердишь о смерти, – с укором сказала Дайюй. – Говори просто, да или нет, к чему эти клятвы?
– Поверь, сестрица, я тебя не видел, – сказал Баоюй. – Приходила сестра Баочай, посидела немного и ушла.
Дайюй подумала и как-то неуверенно ответила:
– Возможно, это так! Наверное, служанки просто поленились мне открыть!
– Ну конечно! – воскликнул Баоюй. – Вот увидишь, вернусь домой, найду виновницу и хорошенько проучу!
– Твоих служанок, конечно, надо проучить, – согласилась Дайюй, – но только не мне надо было говорить тебе об этом. То, что со мной так обошлись, пустяки, а была бы на моем месте Баочай или какая-нибудь другая «драгоценная барышня» [247], неприятностей не избежать.
247