— А как здоровье сестры?
— Вот как раз кстати! — воскликнула тетушка Сюэ. — Спасибо, что вспомнил и прислал служанок ее навестить! Она там, во внутренних покоях! Побудь с ней немножко, у нее потеплей. А я управлюсь с делами и тоже приду, поболтаем.
Баоюй проворно соскочил с кана, побежал к двери и рывком откинул красную шелковую занавеску. Баочай сидела на кане и вышивала.
Одета была девушка изящно, но просто. Стеганый халат медового цвета, темно-красная безрукавка, шитая золотыми и серебряными нитями, уже не новая, желтая юбка из набивного сатина. Черные, блестящие, словно лак, волосы стянуты узлом.
Она была несловоохотлива, чаще молчала, и ее считали поэтому недалекой. Подлаживаться к людям она не умела.
Пристально глядя на нее, Баоюй с порога спросил:
— Ты выздоровела, сестра?
Баочай подняла голову, увидела Баоюя, поспешно встала и с легкой улыбкой произнесла:
— Да, выздоровела. Спасибо, что ты так внимателен!
Она предложила Баоюю сесть и велела Инъэр налить ему чаю.
Справляясь о здоровье старой госпожи, тети и сестер, Баочай не сводила глаз с инкрустированного жемчугом золотого колпачка, охватывающего узел волос Баоюя, и повязки на лбу с изображением двух драконов, играющих жемчужиной. На Баоюе был халат с узкими рукавами, подбитый лисьим мехом, с узором из драконов, пояс с вытканными золотой и серебряной нитью бабочками, украшенный бахромой, на шее — замочек долголетия, амулет с именем и «драгоценная яшма» — «баоюй», которая при рождении оказалась у него во рту.
— У нас в доме только и разговоров что о твоей яшме, — промолвила Баочай, — но я ни разу ее вблизи не видела. Разреши посмотреть!
С этими словами она придвинулась к Баоюю, а он снял с шеи яшму и положил девушке на ладонь. Камень величиной с воробьиное яйцо, белый, как молоко, сиял, словно утренняя заря, и весь был в разноцветных, как радуга, прожилках.
Дорогой читатель, ты, должно быть, уже догадался, что это был тот самый грубый, нешлифованный камень, который бросили когда-то у подножья хребта Цингэн в горах Великих вымыслов.
По этому поводу потомки в шутку сочинили такие стихи:
На оборотной стороне камня была изложена история его перевоплощения — иероглифы, выгравированные известным вам буддийским монахом с коростой на голове. Камень вначале был крохотный — умещался во рту новорожденного, а иероглифы до того мелкие, что не прочтешь, как ни старайся. Постепенно камень увеличивался и достиг таких размеров, что даже пьяный мог бы прочесть надпись при свете лампы.
Я счел своим долгом все это объяснить, чтобы у читателя не возникло недоумения, какой же должен быть рот у младенца, едва вышедшего из материнского чрева, если в нем мог уместиться такой большой камень.
Осмотрев яшму со всех сторон, Баочай вновь повернула ее лицевой стороной кверху и прочла:
Прочитав надпись дважды, Баочай повернулась к Инъэр и сказала:
— Ты что глаза таращишь? Наливай чай.
— Строки, которые вы прочли, мне кажется, могут составить пару тем, что выгравированы на замочке вашего ожерелья, барышня, — хихикая, ответила Инъэр.
— Значит, на твоем ожерелье тоже есть надпись, сестра? — удивился Баоюй. — Хотелось бы взглянуть.
— Не слушай ее болтовни, — проговорила Баочай, — нет там никакой надписи.
— Дорогая сестра, зачем же тогда ты разглядывала мою яшму? — не унимался Баоюй.
Баочай ничего не оставалось, как признаться:
— Один человек выгравировал на моем ожерелье пожелание счастья. Иначе зачем бы я стала его носить? Ведь оно тяжелое!
С этими словами Баочай расстегнула халат и сняла с шеи сверкающее жемчужное ожерелье, отделанное золотом, с золотым замочком.
Баоюй повертел его в руке. На замочке с обеих сторон было выгравировано по четыре иероглифа, в соответствии со всеми правилами каллиграфии.
Баоюй дважды прочел надпись на ожерелье Баочай, затем — дважды на своей яшме и сказал:
— В самом деле получается парная надпись.
— Эти иероглифы выгравировал буддийский монах, — не вытерпев, вмешалась Инъэр. — Он сказал, что пожелание непременно должно быть выгравировано на золотом предмете.
Баочай вдруг рассердилась и, не дав Инъэр договорить, отправила ее за чаем, а затем снова повернулась к Баоюю.
Прижавшись плечом к плечу Баочай, Баоюй вдруг ощутил какой-то необыкновенный аромат, в носу приятно защекотало.
— Сестра, чем это ты надушилась?
— Терпеть не могу душиться, — ответила Баочай, — к тому же на мне хорошее платье, зачем же обливать его духами?
— Нет, ты скажи, чем это пахнет? — не унимался Баоюй.
— Ах да, совсем забыла! — воскликнула Баочай. — Еще утром я приняла пилюлю холодного аромата. Вот ею и пахнет.
— Пилюлю холодного аромата? — с улыбкой спросил Баоюй. — А что это такое? Дай мне одну попробовать, дорогая сестра!
— Не говори глупостей! — засмеялась Баочай. — Разве лекарство принимают без надобности?
В этот момент из-за двери послышался голос служанки:
— Пришла барышня Линь Дайюй.
В комнату вприпрыжку вошла Дайюй и с улыбкой сказала:
— Ай-я-я! Как я некстати!
Баоюй вскочил с места, предложил ей сесть.
— Некстати? — засмеялась Баочай. — Что ты хочешь этим сказать?
— Знай я, что он здесь, ни за что не пришла бы, — ответила Дайюй.
— Не понимаю, — промолвила Баочай.
— Не понимаешь? — воскликнула Дайюй. — Сейчас объясню. Так получается, что мы либо приходим вместе, либо вообще не приходим. Уж лучше бы тебя навещал кто-нибудь один, но каждый день, сегодня он, завтра я. А то день пусто, день густо. Что же тут непонятного, сестра?
Заметив на Дайюй накидку из темно-красного голландского сукна, Баоюй спросил:
— Разве пошел снег?
— Давно идет, — ответили стоявшие возле кана женщины.
— Захватили мой плащ? — спросил Баоюй.
— Хорош! — засмеялась Дайюй. — Не успела я появиться, как он тут же уходит!
— Разве я сказал, что собираюсь уходить? — возразил Баоюй. — Просто хотел узнать.
Кормилица Баоюя, мамка Ли, сказала:
— Снег так и валит, придется переждать здесь. Побудь с сестрицами! Госпожа для вас приготовила чай. За плащом я пошлю служанку, а слуг отпущу домой.
Баоюй кивнул.
— Идите, — приказала слугам мамка Ли.
Тетушка Сюэ между тем приготовила чай, велела подать изысканные яства и пригласила всех к столу.
За трапезой Баоюй принялся расхваливать гусиные лапки, которые третьего дня ел в восточном дворце Нинго у жены Цзя Чжэня. Тетушка Сюэ тоже угостила его гусиными лапками собственного приготовления.
— Еще бы вина, тогда было бы совсем хорошо! — воскликнул Баоюй.
Тетушка Сюэ распорядилась подать самого лучшего вина.
— Не нужно ему вина, госпожа, — запротестовала мамка Ли.
— Милая няня, всего один кубок, пожалуйста, — стал упрашивать ее Баоюй.
— Нельзя, — заупрямилась мамка. — Были бы здесь твоя бабушка или мать, тогда пей хоть целый кувшин! В прошлый раз я недосмотрела и кто-то дал тебе выпить глоток вина, так меня, несчастную, потом два дня ругали! Вы что, госпожа, его не знаете? Стоит ему выпить, как он начинает безобразничать. Бабушка один-единственный раз разрешила ему выпить, когда была в хорошем настроении, а так никогда не позволяет. Зачем мне из-за него страдать?
123