— Двадцать первого числа день рождения сестры Баочай, — сказала Фэнцзе. — Чем бы его отметить, как ты думаешь?
— Откуда мне знать? — ответил Цзя Лянь. — Тебе виднее. Ведь ты обычно распоряжаешься устройством празднеств и торжеств, в том числе и дней рождения.
— День рождения взрослого отмечается по строго установленному порядку, — ответила Фэнцзе. — Только я не знаю, отнести сестру Баочай к взрослым или к детям. Вот и хотела с тобой обсудить.
Цзя Лянь долго думал и наконец сказал:
— Ты, наверно, забыла! Ведь в прошлом году праздновали день рождения сестрицы Линь Дайюй. Устрой все точно так же.
— Ничего я не забыла, — усмехнулась Фэнцзе. — Но вчера старая госпожа интересовалась, когда у кого день рождения и сколько кому исполнится. Оказалось, что сестре Баочай нынче пятнадцать. Пока еще она, конечно, не взрослая, но скоро ей делать прическу[209]. Вот старая госпожа и сказала, что день рождения Баочай следует праздновать по-другому, не так, как это было у сестрицы Линь Дайюй.
— Значит, устраивай попышнее, — промолвил Цзя Лянь.
— Я тоже так думала, но хотела узнать твое мнение, — сказала Фэнцзе. — Чтобы ты снова меня не упрекал.
— Ладно, ладно! — засмеялся Цзя Лянь. — Не расточай зря любезности! Делай что угодно, только не следи за каждым моим шагом.
С этими словами Цзя Лянь покинул комнату, и пока мы о нем больше рассказывать не будем.
Надобно вам знать, что Ши Сянъюнь, проведя два дня во дворце Жунго, захотела возвратиться домой.
— Погоди уезжать, — сказала ей матушка Цзя. — Вот отпразднуем день рождения сестры Баочай, посмотришь спектакль, а потом проводим тебя.
Сянъюнь неловко было отказываться. Она только послала служанку домой за двумя новыми вышивками, которые собралась поднести Баочай.
Следует заметить, что с первых же дней появления Баочай во дворце Жунго матушке Цзя полюбилась эта скромная девушка, и ко дню ее совершеннолетия матушка Цзя выдала Фэнцзе двадцать лянов серебра из собственных сбережений и велела устроить празднество с угощениями и театральными представлениями.
Фэнцзе усмехнулась и как бы в шутку заметила:
— Кто смеет перечить бабушке, когда она собирается, не жалея денег, праздновать дни рождения детей? Какой же готовить пир? Если бабушка хочет, чтобы было шумно и весело, придется потратить кое-что из тех денег, которые у нее припрятаны. А вы вытащили какие-то залежалые двадцать лянов и хотите устроить на них целый праздник! Или же вы надеетесь, что и мы раскошелимся? Не было бы у вас — тогда и говорить нечего! Но ведь от слитков золота и серебра у вас сундуки ломятся! А вы еще у нас вымогаете! Кто в нашей семье не приходится вам сыном либо дочерью? Неужели вы думаете, что только Баоюй будет провожать вас на гору Утайшань? [210] Вы, вероятно, намерены все завещать ему! Конечно, мы не всегда можем вам угодить, но вы нас не обижайте! Судите сами, хватит ли двадцати лянов и на вино и на представления?
Слова Фэнцзе были встречены смехом. Матушка Цзя тоже не сдержала улыбки.
— Подумать только, до чего острый у нее язычок! Я тоже за словом в карман не полезу, но эту мартышку мне не переговорить. Свекровь предпочитает с тобой не связываться, так ты явилась сюда зубоскалить!
— Моя свекровь любит Баоюя не меньше вас, — возразила Фэнцзе, — и мне некому жаловаться на свои обиды. А вы еще говорите, что я зубоскалю!
Эти слова вызвали улыбку удовольствия на лице старой госпожи.
Вечером все собрались у матушки Цзя. После обычных расспросов о здоровье завязалась беседа. Женщины смеялись, шутили, а матушка Цзя, воспользовавшись случаем, стала расспрашивать Баочай, какие пьесы ей нравятся, какие кушанья она любит. Баочай хорошо знала, что матушка Цзя, как и все пожилые люди, предпочитает веселые пьесы, а блюда сладкие да мягкие, которые не надо жевать, и, учтя все это, отвечала на вопросы. Матушка Цзя осталась очень довольна. На следующий день она первая послала Баочай платья и безделушки в подарок. О том, что подарили Баочай остальные, мы подробно рассказывать не будем.
И вот наступило двадцать первое число. Во внутреннем дворе дома матушки Цзя был сооружен помост для представлений пьес на Куньшаньские и Иянские мотивы[211], а во внутренних покоях — накрыты столы и разостланы циновки. Посторонних в гости не звали, только близких родных, за исключением тетушки Сюэ, Ши Сянъюнь и самой виновницы торжества, Баочай.
В этот день Баоюй встал рано и, вспомнив, что давно не виделся с Дайюй, отправился ее навестить. Дайюй, когда он вошел, лежала на кане.
— Пора завтракать, — с улыбкой сказал Баоюй, — скоро начнется спектакль. Какая сцена и из какой пьесы тебе нравится больше всего? Я закажу.
— Придется тебе тогда нанять целую труппу, я выберу, что мне нравится, и пусть исполняют для меня одной, — с усмешкой отвечала Дайюй. — А так зачем меня спрашивать?
— Что ж, — улыбнулся Баоюй. — Завтра найму артистов и велю им играть только для нас двоих.
Он стащил Дайюй с кана и повел завтракать.
Перед началом спектакля матушка Цзя попросила Баочай выбрать сцены для представления. Баочай стала отказываться, но матушка Цзя настаивала, и Баочай пришлось в конце концов согласиться. Она назвала сцену из «Путешествия на Запад»[212].
Матушка Цзя одобрила ее выбор и обратилась к тетушке Сюэ. Но та отказалась, поскольку дочь ее уже назвала сцену. Следующей была Фэнцзе. Она не посмела ослушаться, хотя здесь были госпожа Син и госпожа Ван, и назвала сцену «Люэр закладывает одежду», веселую и смешную, где актеры то и дело вставляли в текст всякие шутки и реплики — Фэнцзе знала, что матушка Цзя любит такие. Старая госпожа и в самом деле очень обрадовалась и обратилась к Дайюй, но девочка уступила свою очередь госпоже Ван.
— Я для вас устроила праздник, а не для них, — промолвила матушка Цзя. — Так что не церемоньтесь! Стала бы я ради них затевать спектакли и угощение! Хватит того, что они даром смотрят, пьют и едят! А уж выбирать им вовсе не обязательно!
Все рассмеялись. Дайюй наконец согласилась выбрать одну сцену. Затем по одной сцене выбрали Баоюй, Ши Сянъюнь, Инчунь, Таньчунь, Сичунь и Ли Вань. Выбранные сценки шли по порядку, согласно пожеланиям.
Когда пришло время садиться за стол, матушка Цзя велела Баочай выбрать еще одну сцену. Баочай назвала «Ворота горной кумирни».
— Тебе нравятся такие пьесы? — удивленно спросил Баоюй.
— Эх ты! — засмеялась Баочай. — Уже несколько лет смотришь представления, а не знаешь, что эта сцена одна из лучших, и по стилю и по постановке!
— Я никогда не любил шумных пьес, — возразил Баоюй.
— Да разве в ней много шума? Нет, ты совершенно не разбираешься в пьесах! — заявила Баочай. — Попробую тебе объяснить. Эта сцена исполняется на северный мотив «Алые губки», под прекрасный аккомпанемент, напоминающий металлический звон. Да и стихотворный текст безукоризнен. Ария, исполняемая на мотив «Вьющаяся травка», считается лучшей из этой сценки. Неужели ты об этом не знал?
Баоюй устыдился, выслушав Баочай, и сказал:
— Извини, дорогая сестра! Может быть, ты прочтешь эту арию?
Баочай прочла:
209
210
211
213