— Ладно, пусть будет по пять цзиней, — согласилась матушка Цзя. — Рассчитываться будем сразу за месяц.
— Слава великому и милосердному Бодхисаттве! — воскликнула монахиня.
Матушка Цзя позвала служанку и наказала:
— Отныне, когда Баоюй будет выезжать из дому, давайте его слугам по нескольку связок монет на пожертвования даосским и буддийским монахам, бедным и страждущим.
Поговорив еще немного с матушкой Цзя, монахиня отправилась поболтать с другими женщинами и справиться об их здоровье. Дошла очередь и до наложницы Чжао, которая как раз в это время склеивала из лоскутков подошвы для туфель. Они поздоровались, и наложница велела подать монахине чаю.
Увидев на кане кусочки атласа и шелка, монахиня сказала:
— У меня как раз нечем покрыть верх для туфель. Может быть, дадите несколько лоскутков?
— Выбирай сама! — Чжао вздохнула. — Думаешь, найдется подходящий кусок? Мне ведь никогда не перепадает ничего путного! Но если не брезгуешь, бери!
Монахиня выбрала лоскуты и спрятала в рукав. Тогда наложница ей сказала:
— Недавно я послала тебе пятьсот монет, сделала ты на них подношение Яо-вану[238]?
— Конечно, сделала!
— Вот и хорошо! — кивнула головой наложница Чжао, снова вздохнув. — Я бы всегда делала подношения, если б жила лучше, а сейчас не могу. Желаний у меня много, а средств мало.
— Не огорчайтесь, — успокоила ее Ма. — Скоро ваш сынок подрастет, станет чиновником, тогда сможете делать все, что заблагорассудится. И обеты давать, и подношения делать.
— Ладно, ладно! — прервала ее Чжао. — Лучше не говорить об этом! С кем мы в этом доме можем сравниться? Баоюй совсем еще мальчишка, хорош собой, не удивительно, что все его любят и балуют, а вот хозяйку я терпеть не могу!..
И, желая пояснить, кого она имеет в виду, наложница подняла кверху два пальца. Монахиня сразу смекнула, о ком идет речь, и спросила:
— Это вы о второй госпоже — супруге господина Цзя Ляня?
Перепуганная наложница замахала руками, бросилась к двери и, отодвинув занавеску, выглянула наружу. Убедившись, что никого нет, она вернулась и тихонько сказала:
— Молчи! Не то беда будет! Но раз ты сама догадалась, скажу тебе, пусть я буду не я, если она не приберет к рукам и не перетащит к своим родственникам все богатства рода Цзя!
Услышав это, монахиня решила выведать, к чему клонит наложница, и спросила:
— Зачем вы мне говорите об этом? Неужели я сама не вижу! А все потому, что вы молчите, слова ей поперек не скажете, впрочем, может быть, это и лучше!
— Матушка ты моя! — воскликнула Чжао. — Разве она не делает все, что хочет? Разве кто-нибудь смеет ей перечить?
— Простите меня за мои грешные слова, — промолвила Ма, — но слабость вас всех одолела; боитесь говорить прямо, действуйте тайно! А вы сидите и чего-то ждете!
Уловив в словах монахини какой-то намек, наложница обрадовалась в душе и спросила:
— Как это тайно? Я с удовольствием сделала бы все, как надо, но кто мне поможет? Кто наставит меня? Может быть, ты? За вознаграждением я не постою!
Монахиня приблизилась к ней вплотную и прошептала:
— Амитаба! Лучше не спрашивайте! Откуда мне знать о таких делах? Это же грех!
— Опять ты за свое! — с упреком сказала наложница Чжао. — Ведь ты монахиня и твой долг помогать людям, попавшим в беду. Неужели ты можешь равнодушно смотреть, как нас губят? Или боишься, что я не отблагодарю?
— Я вижу, какие вы терпите с сыном обиды, и очень сочувствую вам, — отвечала монахиня. — А награда здесь ни при чем.
Тут у наложницы отлегло от сердца, и она сказала:
— Ты всегда была женщиной умной, неужто вдруг поглупела? Если своим заклинанием ты сможешь извести их обоих, все богатство перейдет к нам. И уж тогда ты получишь все, что пожелаешь!
Монахиня опустила голову, долго думала и наконец произнесла:
— Допустим, я сделаю, как вы хотите, так после вы и не вспомните обо мне, расписки ведь нет!
— За этим дело не станет! — заверила ее Чжао. — Я подкопила несколько лянов серебра, кое-какую одежду и драгоценные украшения. Часть отдам тебе, а на остальную сумму напишу долговую расписку, как только разбогатею, сразу рассчитаюсь с тобой!
Подумав немного, монахиня согласилась.
— Ладно, придется пока кое-какие расходы взять на себя.
Не дав монахине опомниться, наложница велела девочке-служанке выйти из комнаты, торопливо открыла сундук, вынула серебро и драгоценные украшения, написала долговую расписку на пятьдесят лянов серебра и все это вручила монахине со словами:
— Вот, возьми для начала!
Ма поблагодарила, взяла серебро и украшения, а расписку спрятала подальше. Потом она попросила у наложницы Чжао бумагу и ножницы, вырезала две человеческие фигурки, на обратной стороне записала возраст Фэнцзе и Баоюя. После этого вырезала из куска черной бумаги фигурки пяти злых духов, сколола все вместе иголкой и сказала:
— Как только я вернусь домой, сразу сотворю заклинание. Уверена, все будет как надо.
Едва она это произнесла, как на пороге появилась служанка госпожи Ван и обратилась к наложнице:
— Вы здесь? Госпожа ждет вас.
Монахиня простилась с наложницей и вышла. На этом мы их и оставим.
Следует сказать, что Дайюй чуть ли не все время проводила с Баоюем, пока он не мог выходить из дому из-за ожога. Однажды после обеда она почитала немного, повышивала вместе с Цзыцзюань и вдруг ощутила какую-то необъяснимую тоску. Чтобы рассеяться, девочка вышла во двор полюбоваться только что распустившимся молодым бамбуком, но сама не заметила, как, минуя дворовые ворота, очутилась в саду. Огляделась — вокруг ни души, лишь пестреют цветы да щебечут на разные голоса птицы. Она пошла дальше, куда глаза глядят, и очутилась у двора Наслаждения пурпуром. Здесь несколько служанок черпали воду и наблюдали, как на террасе купаются попугайчики. Из дома доносился смех. Там были Баоюй, Ли Вань, Фэнцзе и Баочай. При появлении Дайюй все рассмеялись:
— Ну вот, и опять они вместе!
— О, сегодня все в сборе! — Дайюй тоже засмеялась. — Кто же рассылал приглашения?
— Барышня, — осведомилась Фэнцзе, — ты пробовала чай, который я прислала? Понравился?
— Ах, совсем забыла! — воскликнула Дайюй. — Весьма благодарна вам за внимание.
— Я тоже пробовал этот чай, мне он не по вкусу, — отозвался Баоюй. — Не знаю, как остальным.
— Он неплохой, — заметила Баочай.
— Этот чай привезен в дань из Сиама, — пояснила Фэнцзе. — Мне он тоже не очень понравился, даже нашему обычному уступает.
— А мне понравился, — заявила Дайюй, — не знаю, почему он вам не по вкусу.
— Если понравился, забери и мой, — предложил Баоюй.
— У меня много этого чая, — добавила Фэнцзе.
— Хорошо, я пришлю служанку, — сказала Дайюй.
— Не надо, — ответила Фэнцзе. — Хочу завтра кое о чем тебя попросить, а заодно велю отнести чай.
— Вы только послушайте! — вскричала Дайюй. — Стоило мне выпить чашку ее чая, как она уже распоряжается!
Фэнцзе рассмеялась:
— Чай наш пьешь, а замуж за наших родственников не идешь?
Все расхохотались. Дайюй густо покраснела и отвернулась, не сказав ни слова.
— А вы, тетушка, мастерица шутить! — заметила Баочай.
— Хороша шутка! — зло возразила Дайюй. — Просто одна из ее жалких острот, которые всем давно надоели! — Дайюй даже плюнула с досады.
— Разве выйти за кого-нибудь из наших родственников оскорбительно? — с улыбкой спросила Фэнцзе и, кивнув на Баоюя, добавила: — Может быть, и он тебе не пара? Родословная не подходит? Или положение недостаточно высокое? Что, скажи, ниже твоего достоинства?