– Делают? А, ну у них группа, они их поют везде.
– Как называется?
– Как называется? – я пытаюсь вспомнить, ввожу пароль на телефоне. Неверный. Ввожу еще раз. – Я сейчас найду. У них черкесские традиционные песни.
– Ты же говорила – Адыгея.
– Я? Я говорила… Щас. Вот, нашла, Jrpjej называется, – мне становится неловко. Это мои друзья, я очень хорошо знаю и название их группы, и то, что они исполняют черкесскую традиционную музыку, как я могла перепутать? Дурацкая ситуация. – Может, хотите послушать?
Я включаю сохраненную в эпл-мьюзик песню «абдзах нысишэ» из нового альбома taboo. Дайана, тихая в жизни, поет низким сильным голосом – он разлетается словно по горам, подхваченный звуками апапшина – черкесского струнного инструмента. Апапшин скребет, тянет, и в горле встает ком. За колючей проволокой ветер пригибает полынь. Она сбрасывает пыль, принесенную войной.
Пшеница зреет, поблескивает лен. А солнце закатное красит все в кровь. Тени становятся заметнее, тянутся, пытаясь ухватить – дорога стелется вдаль, уносит от них.
Костяшкой пальца я тру мышцу между бровями, она напряжена и пульсирует. Плач становится громче – Вика пытается выпутаться из ремней безопасности, связывающих ее и детское кресло, подаренное фондом.
– Вика, Вика, смотри, какая у меня есть штучка, – Маша оборачивается с переднего кресла и крутит бейджем с надписью «волонтер Мария».
Здесь двухлетняя Вика начинает бить сандалиями в спинку моего кресла. Это несильные толчки, но я представляю, как пыль трассы остается на обивке ровными полосками с ее подошвы.
– Милая, ну тише, тише, – голос Лии надломился еще в тот момент, когда малышка Вика, перейдя границу, вдруг бросилась обратно. Лия поймала ее и произнесла вслух: «Чувствуешь, что мы больше не дома, да?» После этого успокоиться уже не могла: плакала тихо, сразу же вытирая набегающие слезы.
– Ничего, мы всё помоем! – говорит Маша.
«Я помою», – про себя отвечаю я, а вслух говорю:
– Вытаскивайте ее уже из этого кресла.
В зеркало заднего вида видны испуганные, красные глаза Лии, она начинает отстегивать кресло, тянуть Вику на свой уже довольно большой живот. Маша тоже замолкает. Наконец-то.
Навигатор лежит в горизонтальном положении, отрезок маршрута видно всего на пятьдесят метров вперед. Беженцы, чаны с едой, воду с газом или без, помогите вещи донести, а вы уже получили паспорт, нужна скорая, сумки на ленту, штаб, это таможня, у нас закончились салфетки, нужны памперсы шестерка, уставшие лица на прокрутке, наш волонтерский лагерь, угловатые буквы на камазах, мне хочется закрыть глаза. Зеленая линия уводит вправо.
– Блин. – Я ехала не быстро, но, чтобы затормозить без рывка, проезжаю съезд, сдаю чуть-чуть назад, вписываюсь в поворот. – Простите.
Оставив машину у санатория «Водник», временного пункта размещения для беженцев, мы несем вещи к администрации.
– На чье имя номер?
– На имя подруги.
– А она где?
– Ее нет.
– А где она?
– Они не прошли фильтрацию.
– Как?
– Не пропустили ее старшого.
– Как не пропустили? – администраторка будто икает. – Сколько ему?
– Одиннадцать.
– О боже.
– Приехали только мы.
Я ставлю сумку, молния разошлась, из нее торчит полотенце с веселым рисунком. Когда я сажусь на водительское кресло, то кладу руки на руль, потом голову и наконец-то закрываю глаза.
– Девушка, а дальше что делать?
– Вам надо показать здесь паспорта, потом их заберут на проверку. Подождать можно вот тут, а потом надо будет просветить вещи вон во второй двери и дальше пешком дойти до того шлагбаума.
– А симки? Симки где?
– Симки уже там, за шлагбаумом, на российской стороне, там будет мальчик у входа в волонтерский центр. Он их раздает бесплатно, неделя интернета и сто рублей на счету для звонков.
Слова вылетают автоматически. Теперь я умею заполнять миграционные карточки, знаю стартовый пакет симок МТС, расположение ближайших ПВР[1], расписание автобусов до городов, лица недружелюбных пограничников и то, что активно интересующийся моей биографией человек в джинсах – фээсбэшник.
Там, где вторая дверь, более-менее прохладный зал. В нем наша комната. Двери открыты нараспашку, и можно насквозь пройти к стороне приезжающей и стороне уезжающей. В комнате приготовлены стаканчики с чаем, чаны с едой, пакеты для детей, печенье и соки. В углу спрятан кофе, который велено наливать только сотрудникам таможни и пограничникам. Чем добрее они, тем быстрее пропускают людей. Такой закон.