– Пять человек всего, – повторил Цыпа главную замануху и развел руками, как проповедник в матушкином храме, когда недоансамбль затянул про «Вандерфул лайф».
– Не нада реклама, все, все уже, – высек Цой и резко повернулся к Бэле за одобрением.
– Что все? Всех вылечили?
– Так, подождите. – Бэла встала. – Мы сейчас с доктором обсудим ваше предложение. Посидишь пока?
– Вас, миледи, я готов ждать вечно, – кивнул Цыпа и освободил им дорогу к дому. Сам поставил магнитофон на землю и встромился в шину. Вытянул ноги и начал раскачиваться. Сейчас Бэлка укатает косорылого, никуда они не денутся, им надо подыматься, без рекламы это будет долго, а сезон, как известно, недолог, все всё хотят успеть до сентября.
За домом было тихо. Раскачиваясь на качельке, Цыпа думал о том, что в скором времени надо будет съезжать от родыков. Пока не началась летняя горячка, хорошо бы снять персональное жилье, в котором можно и бухнуть спокойно, и телку привести. И лучше бы в частном секторе, чтоб обязательно с двориком, где в халате, сеточке для волос и с сигарой можно будет писать сенсационные статьи.
Посреди этих сладких размышлений о ближайшем будущем подошла Виен в неизменном халате и спросила, не надо ли чаю.
Цыпа радостно воспроизвел ее имя – зря что ли смотрел в блокноте, согласился на чайковского и пробил, что это у них за новая соседка, Аграфена или как ее там?
– Это наша новая сотрудница.
– Да вы не уйметесь, я смотрю.
– Она ведунья хорошая, из Булгарии.
– Из Болгарии, – поправил Цыпа. – Булгария – то другое.
Виен согласно поклонилась и ушла. «Хм, интересно девки пляшут, значит, корейцы еще и ведьму-гадалку запускают». Не стань Цыпа подопытным больным, он бы усомнился в чистоте замыслов – дело пахло шнейером[32]. Но личный опыт говорил о том, что он действительно почувствовал теплую волну от взгляда, будто его просветили рентгеновским лучом, и диагноз ведь был точен, не так ли?
Из дома вышла Бэла в легком шелковом халате, без драконов, но тоже ничего, и специальный корреспондент окончательно уверовал в свою счастливую звезду – для него ведь переоделась. Для одного. Бэла шла к Цыпе в лучах солнца, бивших поверх крыши, красивая и лакомая, веля отбросить все глупые мысли, потому что такая девушка, еще и с божьим даром, просто не могла быть причастной к плохому.
Цыпа уступил ей место на качели, сам сел на траву. Бэла достала из карманчика сигареты (ишь ты, красные «More») и прикурила от какой-то красивой зажигалки. «Мы тоже не лохи», – подумал Цыпа, достал «Мальборо» и небрежно бросил на траву.
– Ну что, Дима, прости, но реклама нам не нужна, – аккуратно начала Бэла.
Это было неожиданно, впервые за день что-то пошло не так, и у Цыпы вырвалось:
– С херов ли?
– Доктор Цой говорил с мэром, предложил ему большой сеанс на стадионе. На майские, для местных.
– А, вот оно шо, – после паузы на обиду допетрил Цыпа. – То-то они сегодня собирают прессу…
– Ты там тоже будешь?
Ишь ты подишь ты, «тоже»…
– Да, на пять. Вот и диктофон с собой, – оттопырил карман Цыпа.
– Я смотрю, ты вообще по технике мастак, – Бэла кивнула на магнитофон.
– А у нас тут без музыки – как в тюрьме…
И Цыпа наконец-то понял, кого она напоминает: чистая Констанция Бонасье, только малость поплотнее, зато улыбка поприятнее. Сердечко застучало чаще, и Цыпа резко почувствовал безудержное желание совершить какой-то героический поступок ради этой девушки. А то сидеть ему на собственном заднем дворе одному.
– На, подарок. – Он подвинул ногой магнитофон к качельке.
– Да ладно?
– Та мне отломился на задании редакционном, бери, дарю.
Бэла поступила так, как Цыпа и ожидал: взвизгнула от радости, соскочила с качели и, бухнувшись на колени, обняла Цыпу (он сидел полубоком, чтобы ненароком ничего из штанов не выперло) и чмокнула в щеку.
– Ой, спасибо! – Она быстро подскочила, не дав шанса развернуться губами к губам, и, схватив «Грюндиг», вернулась в качельку. Поклацала кнопками, подорвалась в дом, оттуда вернулась со жменей тухлых батареек и, затусовав их в обойму, наконец заставила магнитофон заиграть какашечный мотивчик «Дельфина и русалки»[33].
Не успел Цыпа засвидетельствовать фырканьем свой утонченный музыкальный вкус, как Бэла взвизгнула еще раз:
– Ой, моя любимая песня! – И сделала погромче.
«Брешет, зараза», – понадеялся Цыпа, но в этой ситуации оставалось только глупо улыбаться, и он улыбался, конечно же, вплоть до отсутствующих коренных зубов.