– Жопа, – сказал Цыпа.
– Жопа, – повторил диктофон после перемотки.
Вот и славненько.
Фарт не покинул и на сей раз – через пару минут Орлов бегом пересек дорогу и кивнул на ходу: давай. Цыпа встал с бордюра, запихнул диктофон в карман и пошел в шашлычную «Котайк». Помнится, она открылась еще в перестройку, на заре кооперативного движения. Близость к горуправлению определяла специфический контингент посетителей: менты, братва, биксы и приблатненные.
Ашот, по слухам, ухитрялся бесплатно поить-кормить и мусоров, и прокурорских, и «спортсменов-комсомольцев»[35]. Как при этом шашлычная держалась на плаву – не понятно. Но держалась, более того, расширялась вглубь двора, где в прошлом году появилась летняя площадка с беседками и даже небольшим бассейном с рыбками и водомерками.
Орлов поздоровался с каким-то густробровым армянином на входе, указал на Цыпу: «Это со мной» – и, заходя во двор, добавил: «Мне как обычно». Цыпа надеялся, что «это» было не про него, а о ситуации в целом, церемониально кивнул армянину и проследовал за капитаном. Тот уже сидел в угловой беседке, за которой была глухая стена соседнего здания и откуда было хорошо видно, кто заходит на площадку из шашлычной. «Ну конечно, – подумал Цыпа, – все по классике: всех видим, всех пасем.
– Шо ваша проверка? – спросил Цыпа, усаживаясь напротив.
– Та еще не известно, на чей хуй муха сядет.
Из шашлычной вырвался с подносом наперевес молодой парнишка соответствующей национальной наружности и бегом понесся к беседке. На подносе значился небольшой рельефный штофчик водки, блюдце с салом и малосольными огурцами, а также стакан томатного сока и высокая рюмка. Официант споро все расставил и выпрямился в ожидании дальнейших инструкций.
– Будешь? – спросил Орлов, указательным пальцем удерживая внимание официанта.
Цыпа подумал, что полтишок, в принципе, не помешал бы, но на всякий случай решил перебдеть.
– Та не, работать еще.
– Смотри сам.
– Люля, лаваш, картошку с грибами, – скомандовал капитан официанту.
Тот согласно закивал и так же, бегом, ретировался.
«Однако дисциплинка у них тут лучше, чем в конторе», – подумал Цыпа и решил хоть перекурить это дело, благо пепельниц на столе было аж две.
Орлов тем временем снял кобуру и телефон, положил на стол, после чего оформил первую рюмку – опрокинул ее в горло, посидел, принимая приход, сладко выдохнул:
– О-о-ой, – и захрустел огурцом.
Цыпа внезапно осознал, что еще ничего сегодня не ел, кроме утреннего чая, но решил слюни не пускать, а держаться плана.
– Мне это, позвонить надо в редакцию, а то де-то провтыкал телефонную карточку, – Цыпа для наглядности похлопал по карманам.
– Телефон есть на входе, скажи – позвонить. И, кстати, за твой телефон я договорился.
– Ой, круто. Так номер надо ж дать.
– Цыпа, – укоризненно посмотрел Орлов и налил себе следующий полтинник. – Ты де вообще находишься и, главное, с кем? Конечно, номер твой есть. Щас, – он картинно поднял глаза на небо и, пошевелив губами, выдал: – 3-74-63?
– Точно.
– Ну вот, а ты говоришь.
– Так, а подарок?
– Подарок хороший ты теперь должен мне, – широко, как кот в «Возвращении блудного попугая», улыбнулся Орлов.
Цыпа поблагодарил судьбу за очередной подгон, покорно сложил руки на груди, совсем как Виен (точно, Виен), и пошел звонить. Армянин на входе выставил телефон на стойку, Цыпа набрал редакцию и в двух словах обрисовал Йосифовне ситуацию с корейцами.
– От падлы, а так хорошо все задумано было, – расстроилась та, но сразу переключилась на следующий вопрос: – В горсовет успеваешь?
– Да.
– Наберешь оттуда сразу.
– Понял. К мэру обязательно успею, привет передам.
Йосифовна положила трубку тотчас, как договорила, но Цыпа не удержался и набил себе цену в армянских глазах – к мэру идет человек, это тебе не цацки-пецки. Орлов тем временем темпа не сбавлял – посыпал красным перцем сало и смазывал пищепровод перед следующей рюмкой.
– Кстати, про корейцев твоих в Таганроге никто не слышал, – почавкивая, пробормотал капитан.
– Не понял?
– Это я не понял, а ты никогда ничего не понимал.
– Да, – хитро прищурился Цыпа. – А за бабку-цыганку их новую слышали?
35
Спортсменами и комсомольцами воры старой школы называли рэкетиров новой, перестроечной волны.