На выпускном туфли по-шурику натерли ноги до волдырей, но все вокруг были такие официальные, что дать босяка не представлялось возможным. Цыпа мучился всю ночь, пока класс не решил встретить рассвет у моря. Все школы обычно догуливали в порту на пирсе, а его однокашники тогда решили отсоседиться и допивали под рассвет на Гэшке – десятиметровой вышке, с которой храбрецы сигали в море. Цыпа не прыгал – он разулся, дудлил шампанское с горла и с удовольствием отправил бы туфли в свободный полет, но сто пятьдесят рублей – это большие деньги, так что обувка благополучно попала домой, где с тех пор покорно собирала пыль в шкафу.
Примерил, покрутился возле зеркала и снял – не то, чистый цирк с главным клоуном. Цыпа решил не сдаваться, покумекал под растворишечку (дали пенсии за февраль) на балконе, перекурил это дело и нашел-таки вариант. В шкафчике в ванной валялся старый засохший лейкопластырь, которым матушка пятки заклеивала, от времени он посерел и почти совпадал по цвету с боковиной кроссовка. Поработал карандашом, «присерил» лейкопластырь и проклеил им щель снаружи и внутри. Вот это уже было дело, если сильно не присматриваться, то нормально.
Искреннее надеясь на то, что в газете дадут денег за статьи и удастся решить обувной вопрос, Цыпа погладил себя по голове – молодец. Матушка, уходя на работу, оставила соевого мяса, но под раковиной нашлось немножко старой проросшей картошки, так что на завтрак Цыпа шиканул: поджарил картофанчика на сале, открыл банку шпрот и, напевая песенку «Неприятность эту мы переживем», умял все в рекордные сроки. «А свою сою хай сами едят. И вообще, даст бог, поднимусь – чтоб глаза мои эту пищевую резину не видели».
Заварив вторую чашечку кофе, Цыпа прихватил блокнот и вернулся на балкон курить и строить планы на ближайшее будущее. Наткнувшись в записях на жирный знак вопроса возле непонятного слова про «акупу», обладатель обновленных кроссовок пожалел, что когда-то, на заре раскумара, снес на макулатуру всю Большую советскую энциклопедию во всех ее тридцати томах плюс дополнительную книжищу с алфавитным указателем.
Цыпа решил написать себе список дел на день, под первым номером отметив эту злосчастную «акупу», из прочих актуальных дел было заседание у мэра и заметка о празднике во второй номер. Что-то надо было придумать с Орловым и еще попробовать втулить что-нибудь про кино или музыку – так, глядишь, по пять долларов и накапает на обувку и «на погулять». От плохого настроения не осталось и следа. Аккуратно спускаясь во двор, чтобы не напрягать заклеенный кроссовок, Цыпа снова напевал – на этот раз песню «На речке, на речке, на том бережочке»[40].
Костя-Карлик уже бил тасы[41] по двору, и Цыпа на всякий случай решил у него пробить, давно ли появлялся на горизонте Игорь, сын Поповича, бывшего мотобольного тренера. Он тоже пошел по спорту, но по борьбе, в связи с чем сделал приличную карьеру – сначала «солдатил» у Рыжего, а потом стал командовать на базе бытовой техники. Игорь, бывало, подкидывал халтуру – разгрузить фуру, оплата на месте. По мелочи, но на крайняк сходило.
Костя был рад подсказать, что Игорь появляется обычно в обед, привозит маме продукты и, бывает, выписывает трындюлей своему бухому бате. Ездит на «опеле», про Цыпу не спрашивал, но можно пробить при встрече, нет ли сейчас быстрой вакансии на разгрузке. На этом бы и все, Цыпа повернулся было уходить, но Костя, захлебываясь от перевозбуждения, начал рассказывать о том, что у него есть такая история – закачаешься!
Стоило Цыпе озвучить статус специального корреспондента со справкой и диктофоном, как пришибленный сосед начал информировать его обо всех новостях, которые, по его мнению, могли пригодиться газете. При встрече Цыпа терпеливо выслушивал про порченую ряженку, отлов собак, пропавшие канализационные люки, пьяные драки и даже про сибирскую язву в Херсоне.
На сей раз в бой вступила тяжелая артиллерия, Костя-Карлик поведал о том, что ему достоверно известно, будто баптисты продают в Америку органы. («Олгáны», – сказал он.) «Та у них одна йоника, и то левая», – не поверил Цыпа и высадил соседа в глухую непонятку. Понадобилось три минуты, чтобы выяснить, что имелись в виду человеческие органы из морга и что Косте об этом рассказала его соседка со второго этажа, работавшая в больнице.
40
«На речке, на речке, на том бережочке» – народная песня, которую в качестве пасхалки, то есть прикола для своих, пел актер Евгений Леонов в бессмертных фильмах Георгия Данелия.