– Ладно, – чуть погодя согласился Цыпа. – Порешаем.
– И вообще, подумайте: не хотите поработать у нас на общественных пока началах? Потом оформим каким-нибудь методистом. У вас хорошие идеи, в духе времени… Я не про слона.
Цыпа улыбнулся, и они одновременно сказали:
– Хотя…
И засмеялись тоже синхронно.
На входе в «Линию жизни» обнаружилось нежданное препятствие в лице Виен. Она сидела на крыльце в кресле, которое закрывало вход в здание, и читала какую-то книжку, обложку которой сразу закрыла рукой, как только на радаре появился специальный корреспондент.
– Здра-а-асти, – одновременно поздоровался и выразил недоумение ситуацией Цыпа.
– Добрый день, – вежливо ответила кореянка, но не открыла ни прохода, ни обложки.
– Я должен устаканить текст анонса в газету и рекламу на расклейку. В горсовете говорят, с вами надо договориться, а то доктор так быстро ускакал, прямо генерал Врангель.
– А доктора еще нет.
– А текст уже нужен – пока напечатают, пока расклеют, уже и майские.
– Тогда вам надо с Бэлой поговорить, – озадачилась Виен.
Цыпа втайне надеялся, что так все и выйдет, но радость от расклада старался не проявить.
– Ну, давайте с Бэлой. – Типа мне все равно, я по делу.
– Только у нас ремонт – разувайтесь, у нас полы лаком вскрыли.
И вот тут без пяти минут светило местной журналистики и гордость двора заклинило. Под заклеенным кроссовком был дырявый носок. Серьезно дырявый, на пятке так вообще. Самое обидное, что у Цыпы были хорошие носки, но они сушились, надевал их на прием в мэрию. Высокие, белые, импортные, плотные, махровые, с надписью «теннис» и двумя перекрещенными ракетками. Ноги в них потели сильнее обычного, зато за целостность можно было быть спокойным.
Вот это был конкретный попандос, Цыпа включил все известные ему участки мозга и принялся лихорадочно выдумывать пути обхода. Уцепился за первую же версию и выдал ее, пока тетка в халате не доперла, что к чему:
– Та ну на, еще надышусь парами, у нас так один крякнул от лака. Я лучше через забор, – затрещал Цыпа и начал осматриваться в поисках подходящего участка ограждения.
– А там теперь сверху битое стекло, – предупредила Виен.
«Йобу даться, да что ж это такое, они издеваются, что ли?» – Цыпа уже занервничал по полной программе.
– А мне… религия запрещает разуваться.
– Какая религия?
– Автокефальная, – выпалил Цыпа первое, что пришло в голову.
– Так не бывает.
– Еще как бывает. Вам-то откуда знать?
Виен задрала брови в стиле «шо ты куришь и де берешь?», но все-таки родила вариант развития событий.
– Можно через этот дом пройти, а там калитка. – Она показала рукой дальше по улице.
– Это через Аграфену вашу, что ли?
– Не Аграфена, а Агафена, – со значением произнесла кореянка, будто разница что-то меняла.
– Ладно, спасибо, – сказал Цыпа и спустился с крыльца. Внизу не удержался и дал Хоботова[42] – повернулся, соединил ладони и поклонился: – Всех благ. Всех благ.
Внутри маленького домика пыхтели, поругиваясь по делу, какие-то работяги. Повсюду стояли ведра с побелкой, так что пришлось искусно лавировать.
– Я свой, я туда, – на всякий случай громко произнес Цыпа и быстро выскользнул во внутренний дворик, пока рабочие не стопарнули. «Какие-то тут у них проходняки сплошные», – отметил Цыпа, нашел калитку и попал наконец-то к той, что снилась в белом.
В большом дворе за зданием «Линии жизни» повсюду на траве виднелась мебель, а Бэла сидела за большим столом и старательно пыхтела над листом ватмана. На столе стоял магнитофон, видимо, снабженный батарейками, потому что оттуда пела Лайма Вайкуле.
– Значит, поручик Ржевский с бодуна приходит на царский бал, – подал голос Цыпа.
Бэла резко повернулась, испугавшись, но тут же расплылась в улыбке:
– А, это ты. Напугал.
– Вас напугаешь. Я вижу, вы тут развернулись вообще…
– А, ремонт, к сезону готовимся.
– Все готовятся, только без ремонта. – Цыпа уселся напротив, не забыв засветить бипер и заплести ноги в кроссовках под стул. (Раз у них такой ремонт, значит, деньги есть, что им сто баксов, успокоился и приободрился Цыпа.) – Шо делаешь?
– Да рисую тут одну хрень.
– Так ты не Ахмадулина, ты Айвазовская.
– Ой, та ладно, – довольно зарделась Бэла.
Цыпа повернул к себе лист и увидел, что там нарисован синий мужик с поллитровкой в руке.